В капкане - [25]

— Может, родственники дальние? — задумчиво сказал Мошкин.

— Вполне. Один в притоне жил. Другой — в трехкомнатной квартире. Предложил поделиться по-родственному. Опыт, видно, есть, раз судимый. Ну, и закрутилось.

— А может, наш хохлу что-то должен был? Может, тот в тюрьме из-за него сидел?

— Тоже вариант. А тогда кавказец тут при чем?

Мошкин почесал затылок.

— Может, хохол к нему за помощью обратился, вроде как, подстраховать.

— Ну, да. А кто их тут навалял целое кладбище?

— Кто-нибудь еще.

— И сколько всего получается сторон?

— Я до стольких считать не умею.

— Вот именно. И не забудь еще о притоне, в котором жил хохол. Там тоже всякий сброд обитает, заказчики какие-то наезжают. Не дал ты мне в прошлый раз с хозяйкой договорить. Возможно, друзья-бичи на деньги позарились.

— Ты специально, что ли, версии сочиняешь — без этого мало?

— Ну да, делать мне нечего. Кстати, про гробокопа еще не вспомнили.

— Которого ты сегодня упустил, — заметил Мошкин.

— Который тоже ведет какую-то игру. Но, какую? И с кем?

— Узнали бы, если б поймали.

— Ой, сколько благородного сочувствия в твоем голосе. Я, между прочим, чуть под «Ракету» из-за него не попал, еле жив остался.

— Под ракету?! — покрутил пальцем у виска Мошкин.

— Под речную.

— А-а. Я уж подумал оттуда, — он кивнул наверх, — с неба.

Полынцев не стал рассказывать о том, что допустил глупость, бросившись наперерез «Ракете». Умолчал и о бензине, закончившемся в самый неподходящий момент. Хватит, и без того насмешил все Управление.

— Из-за нее рыбак и ушел, — буркнул он виновато. — Так бы догнали.

— Ты хоть видел его?

— Видел, со спины и в балахоне… с капюшоном.

— Большой?

— Обычный, треугольный.

— Я про мужика.

— А-а… Ну, его-то я не очень разглядел. В сидячем положении разве поймешь, какой он по размеру. Факт, что не огромный, но и не карлик.

— Молодой?

— Судя по движениям, не старый. Ловкий такой, быстрый. Кстати, возможно, это был не Гробокоп.

— Ну да, — скептически хмыкнул Мошкин. — Остров, моторка, свежий труп — случайные совпадения? Не смешите меня, больной.

— Не мне тебе рассказывать, что и не такие совпадения бывают.

— Слушай, а лодка у него какая? Приметы, марка?

— Серая «Казанка» без всяких примет. Тут каждый второй на такой гоняет.

— Ты в названиях разбираешься?

— Я — нет. Спасатель подсказал.

— Надеюсь, ты его опросил?

— Не успел. Кстати, ранее судимый он, как и первый дед.

* * *

Директор стоял у вольеров с хонориками, наблюдая, как рабочие разносят еду.

— Витамины, когда последний раз давали?

— Вчера.

— Угу… На замках контрольные пломбы ставите?

— Ставим.

— Угу… Хлам из-за клеток уберите. А то бардак стоит, как в совхозное время. Давно уж в частниках ходим, порядок должен быть идеальный.

— Так у нас и зарплата, как в совхозное время. Разницы никакой.

— Работать надо лучше и воровать меньше, тогда и разницу почувствуете.

— Мы и не воруем.

— Хлам, говорю, за вольерами уберите!

Бухгалтер выскочил из здания конторы и закрутил головой, как потерявшийся малыш. Отчасти так оно и было. Без начальника он не мог ступить и шагу. Возможно, кому-то не нравился авторитарный директор, наверное, кого-то мечтал о его замене, но главбуха шеф вполне устраивал. В роли подчиненного он чувствовал себя, как рыба в воде. Нет лучшей защиты, чем широкая спина начальника. Ею всегда можно прикрыться, за нее удобно спрятаться, от нее в жаркий день — большая тень. Но главное, на нее ложится вся ответственность — ты сзади, тебя прикрывают. Это ли не тихая безоблачная жизнь, за которую не грех потерпеть насмешки и упреки. Между прочим, совершенно безобидные. Иногда, даже веселые.

Завидев шефа, главбух обрадовано бросился к нему вприпрыжку.

— Как хорошо, что вы приехали, как хорошо, — бубнил он, сжимая подмышкой толстую картонную папку.

— Куда спешишь, болезный? — хмуро спросил директор.

— К вам, к вам. Нужно срочно вашу фигушку поставить, — услужливо откинул финансист мятую обложку. — Вот здесь, пожалуйста

— Какую фигушку? — не понял шеф.

— Ой, простите, оговорился — подпись, конечно.

Надо сказать, что закорючка начальника действительно напоминала маленькую пухлую фигушку. Подчиненные между собой так ее и называли.

— Моя подпись — это, брат, не фигушка, — пробурчал директор, выводя фигушку. — Это гербовая печать, символ власти.

— Да, конечно, — подхалимски кивнул бухгалтер. — Ой, а что это у вас на лбу?

— Сынок Василия расстарался. Показывал, как дед Петрович людей допрашивает.

— Палкой лупит?

— Угу.

— Крут мужик, ничего не скажешь. А кого?

— Горбунова. Вовка, говорит, с одного удара его приложил.

— Ничего себе, дела. Выходит, что не зря мы к нему обратились.

— Да уж ясно, что не зря.

— И не зря он Горбунова приласкал.

Директор призадумался. И этому показалось, что недаром старик Горбунова приголубил. Мол, успокаивал дебошира, чтоб не баловал. А на самом деле?.. И зачем, спрашивается, его усмирять — тихий он мужик, беззлобный. Правда, в прошлом году заставил жену в огороде стоять… вместо чучела… зимой… чтоб ворон пугала. Так она и распугала: до сих пор ни одна тварь их посевы не клюет. И потом, надо знать его толстуху — вредная, как ведьма и крикливая. Не грех ее стервозность иногда и в пользу обратить. А то, что он недавно решил поохотиться… прямо в деревне… на домашних уток. Так имел к тому все основания. Живность для того и разводят, чтоб потом бульон варить. Настрелял мужик птицы и с трофеем в избу вернулся. Опять тихий, спокойный. Нет, не потому старик его дубиной припечатал, тут что-то похитрее кроется.