В Калифорнию за наследством - [36]

Стив промолчал, зато голос подает мексиканец:

— Мисс Бюли, они по-зверски обращались со мной. Никому бы не удалось устоять перед их пытками! Вы только посмотрите, что они сделали со мной! В каком я виде!

— Ты считаешь, что я расчувствуюсь и расплачусь? — Она с видом эксперта посмотрела на объект страданий мексиканца. — Они далеко не живодеры, твои друзья!

— Они мне не друзья! — протестует тот.

— Неважно! Во всяком случае, я менее благородна, чем они! — Соратница мексиканца по преступному миру прикладывает пистолет к интимной части тела жалобщика.

— Что вы собираетесь делать, мисс Бюли? Нет! Не-е-ет!

Мадам хладнокровно нажимает курок пистолета с белой

рукояткой. Жуткий крик «Не-е-ет!» заглушает выстрел.

— Веди себя прилично, — советует она. — Будешь умницей, не дам долго мучиться!

Затем мисс-убийца подходит к Стиву.

— А ты как хочешь умереть? Какие будут у тебя желания?

— Пошла ты в задницу! — дерзит ей американец от безысходности и очевидности финала.

Мужеподобная дама обрывает выстрелом его слова. Агония американца страшна, но даму это даже забавляет. Поэтому она не замечает, что в комнате появляется новое действующее лицо с большим фарфоровым кофейником в руках.

— Ароматный кофе! — сообщает очарованный гостеприимством Кати Берюрье, принимая у нее кофейник, но, оценив обстановку, переходит на шепот: — Ясно, корсиканская месть!..

Мужчина, лицо которого изрыто оспой, кивает в нашу сторону.

Александр-Бенуа послушно плетется к нам, но, поровнявшись с ним, выплескивает содержание кофейника прямо в его рожу. Тот начинает орать, вертеться на месте и получает удар по голове все тем же кофейником. Берюрье выхватывает у него из рук пистолет.

— Давай пушку! Ты слишком глуп, чтобы пользоваться огнестрельным оружием!

Толстяк не теряет времени и посылает пулю вышедшей из оцепенения мисс Бюли. Дама падает поверх поверженного соратника по уголовщине.

Ее прозревший компаньон выхватывает из кармана заточенную пику и бросается с ней на Толстяка.

— Берю, берегись! — орем хором, я и Пино.

Надо видеть, насколько гибок и ловок наш стодвадцатикилограммовый друг. Он падает на пол, посылая снизу вверх три пули в нападающего: первую — в пах, вторую — в грудь, третью — в шею. Потрясающая реакция и меткость! Правда американец в последний момент успевает метнуть свою пику, и она вонзается в плечо Берю. Но ничего страшного: пика попала в жировую ткань — она у Толстяка повсюду — извлечь ее не составит труда.

— Вечерок был нелегким, — подводит итог Пино, как когда-то Дамьен после суда, приговорившего его к четвертованию. — Самое тяжелое позади!

— Я думаю, что пора смываться. Берем такси. Нам нельзя воспользоваться их автомобилем. Надо создать видимость, что эта кровавая бойня — результат внутренних разборок бандитов! — говорю я.

— Но ты забыл, Тони, про соседку, — вздыхает Пино. — Ее показаний будет достаточно, чтобы признать нас виновными.

— Вы об этой куколке? А зачем, вы думаете, я ходил к ней? — успокаивает нас Толстяк. — Я ей так пришелся по вкусу, что она решительно собирается ехать со мной во Францию. Пойду скажу, пусть побыстрее собирается. Так что свидетелей нет!

В такой критической ситуации его решение мне кажется вполне приемлемым. Венецианский Казанова уходит за своей соблазненной.

Наше дальнейшее пребывание в комнате, залитой кровью, становится невыносимым, и я предлагаю Пино выйти на крыльцо.

— Минутку, — останавливает он меня. — Ты кажется, говорил о тайнике?

— Говорил! Но ты вместо того, чтобы заняться его поисками, продрых в кресле.

— Антуан, прошу тебя, не будь так несправедлив ко мне и так скор на обвинения!

— Папаша, я стараюсь быть объективным!

Незажженная сигарета начинает дрожать в губах моего доброго мудреца Пино.

— Не обижайся на меня, Дон Диего! Я люблю тебя!

— Ты поручил мне найти тайник, — и я нашел его!

— Когда ты успел, Пино?

— Когда стоял рядом с тобой у стены с поднятыми руками. Такая поза для меня невыносима, особенно для левого плеча. Артрит у меня. Чтобы как-то облегчить страдания, я мизинцем левой руки ухватился за крюк, поддерживающий картину Магрит, на которой изображено голое дерево в форме открытого шкафа, с одним единственным листиком внутри. К моему удивлению, я понял, что этот крюк является частью задвижки тайной замаскированной деревянным щитом дверцы сейфа.

Пино снимает картину, поворачивает крюк и тянет его на себя. Деревянный щит поворачивается вместе с дверцей тайника, открыв нам встроенный в стену шкаф с полками, заваленными папками с какими-то бумагами.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Доктор явно пенсионного возраста придирчиво осматривает моих киноактеров, особенно те части их тел, ради которых был задуман и написан несомненный киношедевр.

Он покачивает головой и шепчет себе под нос:

— Никогда ничего подобного не видел!..

Наконец он снимает с рук резиновые перчатки и сообщает присутствующему здесь же великому продюсеру Гарольду Ж. Б. Честертону-Леви неутешительную весть.

— Артисты пока не смогут принять участие в киносъемках. Не меньше восьми дней понадобится для восстановления сил этому полному месье и около двух месяцев — остальным.

Продюсер бледнеет, нервничает и начинает обвинять доктора и страховую компанию, которую он представляет, за срыв запланированного эротического фильма. Он грозится содрать со страховой компании неустойку за сорванные сроки съемки фильма.