— Мистер Джонсон, дайте денег. Я не донесу на вас, богом клянусь.
— Вели ей, чтобы стояла смирно.
— Стой смирно, Перл.
— Черт тебя возьми! Да затопи ты печку!
— Дайте сначала денег, мистер Джонсон, — молила Кора.
— Дам, а ты побежишь за полисменом? — визгливо крикнул он.
— Да вы только дайте.
— Рехнулась ты, что ли? — закричал он.— Подозрительная какая-то. Почем я знаю, что ты задумала. Чего доброго, побежишь звать полисмена.
— Дайте мне денег, я принесу угля.
— И приведешь полисмена?
— Не приведу, мистер Джонсон, клянусь вам! Дайте мне денег, я схожу за углем.
Джонсон повернулся к Коре спиной и подошел к Перл еще ближе. Он вынул руки из карманов и стал дышать на них.
— Вели ей, чтобы перестала плакать.
— Перестань плакать, Перл.
Джонсон нагнулся и запустил обе руки под густые белокурые волосы Перл, но как только он дотронулся до нее, она извернулась всем телом и бросилась к Коре.
— За это в два счета голову с плеч снимут.
— Мистер Джонсон, дайте мне денег, богом вам клянусь, я на вас не донесу.
Он все еще колебался, глядя на Перл, потом сунул руку в карман брюк и достал оттуда двадцать пять центов. Кора вырвала у него монету и метнулась к двери.
— Стой! — крикнул он, бросаясь за ней вдогонку и хватая ее за плечо. — Вернись и вели ей, чтобы слушалась
— Слушайся его, Перл, — сказала ей мать.
— Теперь беги за углем, пока я тут окончательно не замерз. А если скажешь полисмену, я вас всех на тот свет отправлю, прежде чем меня схватят. Зря я тебя отпускаю, надо бы мне первому уйти. Подозрительная ты какая-то.
Не дослушав его, Кора распахнула дверь, захлопнула ее за собой и со всех ног побежала по переулку. На углу она не задержалась ни минуты и свернула на улицу, туда, где были бакалейные лавки.
Пробежав один квартал, она остановилась, сунула монету в рот и плотно сжала губы, чтобы не выронить ее и не потерять в темноте.
Одна лавка была все еще открыта. Показав пальцем левой руки на хлеб и банку мясных консервов, Кора вынула деньги изо рта и сунула их продавцу в ладонь. Он уронил мокрую серебряную монету, точно это была раскаленная добела сталь, и вытер руку о передник.
— Что такое? сказал он. — Что вы с ней сделали?
— Ничего, — ответила Кора, — Быстрее!
Когда Кора вернулась домой, дети спали: Джон и Руби, плотно закутавшись в одеяло, Перл на другой кровати, накрывшись своим пальтишком. Ее ситцевое платье валялось на полу, все в бурых следах от башмаков. Она плакала, засыпая: на щеках еще не высохли слезы. Веки у нее были воспаленные, на переносице вздулся кровоподтек.
Кора подошла к кровати, откинула с дочери пальтишко и посмотрела на нее. Перл лежала скрюченная, обхватив руками колени, уткнувшись подбородком в грудь. Кора все смотрела на нее, а потом заботливо укрыла пальтишком.
Развязав сверток с хлебом и консервной банкой, она затолкала в топку оберточную бумагу и подожгла ее. Потом придвинула стул поближе, наклонилась и протянула руки по обе стороны печки, чтобы вобрать в себя все тепло, пока бумага не сгорит.
Печка тут же остыла. Кора положила хлеб и консервную банку рядом на стул и, закутавшись в одеяло, стала ждать, когда настанет день. Дети проснутся и сразу увидят, что еда в доме есть.
