В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [103]

Замок в Саутгемптоне на самом деле был старинным, но в 1804 году лорд Ландсдаун перестроил его, превратив в псевдоготическую крепость с современными удобствами. На месте средневекового замка возникло сооружение, «возвышавшееся над окружающей местностью… вид его великолепен как с суши, так и с моря». Как и полагается обитателю готического замка, маркиз был покровителем местного общества стрельбы из лука. Эксцентричный лорд вызвал недовольство властей, развесив по стенам своего замка портреты революционеров – Робеспьера, Бонапарта и Марата. За ним стали следить агенты правительства. В 1808 году он умудрился перевернуть свою парусную шлюпку на Ривер-Тест прямо напротив сада Остинов.

Лорд Ландсдаун жил в своем замке вместе с любовницей, которая впоследствии стала его женой. «Вульгарная ирландка лет пятидесяти», по мнению Джейн, злоупотребляла косметикой. «Старую хавронью», как любовно называл свою даму лорд Ландсдаун, звали Мария Мэддок. Подобно Джейн, она была дочерью священника. Прежде чем поймать на крючок своего маркиза, она сумела выйти замуж за баронета и пережить его. Один из ее знакомых даже считал, что она может стать «опасной соперницей» для леди Хертфорд, немолодой любовницы принца-регента. Она, вне всякого сомнения, обладала еще более соблазнительными формами, чем миссис Фицерберт, незаконная жена принца, известная своей пышной грудью.

Эта странная пара превратилась в одну из достопримечательностей Саутгемптона, и люди приезжали посмотреть на «необычный дом», построенный лордом Ландсдауном, и «его необычную хозяйку», которая разгуливала по «грязным улицам» в «синих шелковых туфлях». Племяннику Джейн, Джеймсу Эдварду, который часто гостил у нее, нравилась карета, запряженная восемью лошадьми, «причем каждая следующая пара уменьшалась в размерах и становилась светлее мастью, от темно- и светло-коричневого до гнедого и каштанового». Он любил смотреть на них из окна теткиной спальни, «наблюдая, как запрягают этот сказочный экипаж; места в этом замке было так мало, что весь процесс проходил на небольшой открытой площадке».

Разумеется, главной заботой на Касл-сквер оставались деньги. Приятель Фрэнка «предложил представить нас своей знакомой», писала Джейн, однако они «с благодарностью отклонили предложение… похоже, она была богата, и мы дали ей понять, что сами живем совершенно иначе». Сохранились записи расходов Джейн за 1807 год, по совету отца помещенные в конце дневника.

В начале года в ее распоряжении было 50 фунтов 15 шиллингов и 6 пенсов, а в конце – 6 фунтов, 4 шиллинга и 6 пенсов. Она потратила деньги на «прогулки по морю и игры», когда в сентябре приезжал ее брат Эдвард, а поездка в Чотон обошлась ей в 1 фунт 2 шиллинга и 10 пенсов. На одежду («Одежда и мелочи») было потрачено 13 фунтов 19 шиллингов и 3 пенса, а на «стирку» – 9 фунтов 5 шиллингов и 11 1/2 пенса. Среди статей расходов имелись также «Подарки»: 6 фунтов 4 шиллинга и 4 пенса и «Благотворительность»: 3 фунта 10 шиллингов и 3 1/2 пенса; на «Письма и посылки» ушло 3 фунта 17 шиллингов и 6 1/2 пенса. Отдельной статьей расходов – этим внезапным порывом Джейн обязана наследию миссис Лиллингстон – были 2 фунта 13 шиллингов и 6 пенсов за «аренду пианино». «Я буду разучивать деревенские танцы, – планировала Джейн, – чтобы мы могли развлекать наших племянников и племянниц, когда получаем удовольствие от их общества». Теперь она предвосхищала старую деву Энн из «Доводов рассудка», которая играла для остальной компании, и «на глаза ей то и дело набегали слезы.

Судя по записям Джейн, четверть ее расходов составляли благотворительность и подарки. За еду и жилье платили братья, но даже с учетом этого ее траты на других людей были непропорционально велики. В то время джентльмену рекомендовалось тратить третью часть дохода на домашнее хозяйство, четверть на слуг и транспорт, четверть на одежду, образование детей и личные нужды. Подарки и благотворительность не предусматривались, поскольку это была прерогатива женщин. Возможно, Джейн считала, что поскольку все свои деньги она получает в подарок, то обязана «передавать» часть другим людям, нуждающимся больше, чем она.

Еще одним новым аспектом жизни в Саутгемптоне стало то обстоятельство, что теперь Джейн жила вместе с семью – как минимум – другими женщинами. Это были ее мать и сестра, а также Марта Ллойд и Мэри, жена Фрэнка. Если считать кухарку Дженни, горничную Молли и помощницу горничной Фиби, всего женщин было восемь. А когда Мэри наняла няню, их стало девять. Джейн указывает, что в доме было пять кроватей, и на некоторых пришлось спать по двое. И действительно, в письме к Кассандре Джейн сообщает, что «кровать Гаррет готова, а наши будут закончены сегодня». Это важно, поскольку вопрос о том, приходилось ли Джейн и Кассандре регулярно спать в одной кровати, стал предметом споров исследователей. «Она действительно спала вместе с Кассандрой», – писал Терри Касл в своем провокационном очерке в 1995 году. Другие историки опровергали это утверждение, указывая, что у сестер были отдельные кровати и в Стивентоне, и в Чотоне. Однако во временных домах ситуация могла быть иной. Еще один недостаток отсутствия постоянного дома – сокращение личного пространства.