В горячих сердцах сохраняя - [129]

Когда я окликнул «гусано», он, увидев у меня оружие, стал уверять меня, что он—де милисьяно, хотя я его об этом не спрашивал. Чтобы показать, что со мной шутки плохи, я для острастки дал короткую очередь в воздух. Это так его напугало, что он скорчился и упал как подкошенный. Ему, наверное, показалось от страха, что в него стреляет дерево, растущее у дороги, или палка, торчащая из забора. Словом, он был так напуган, что плохо соображал, что же происходит.

— Я из ополчения, из ополчения! — завопил вдруг он.

— Что ты орешь? Какое ополчение? — И я на всякий случай еще раз выстрелил в воздух.

— Не убивай меня! — вопил он.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать! Все будет хорошо, если ты бросишь оружие.

Оставаясь на земле, он быстро отбросил в сторону свой автомат.

— А теперь вставай! — приказал я.

— Нет, я не встану, иначе ты убьешь меня! — вопил он.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. Вставай, слышишь?

Однако он не поднялся, а быстро пополз ко мне. Когда он находился рядом с полем, усеянным большими обломками скал, где—то в стороне послышалась стрельба. Я отвлекся лишь на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы неизвестный огромными прыжками, которые я, пожалуй, видел только в приключенческих фильмах, достиг тех обломков и исчез за ними. Очередь из автомата мне не помогла.

Я стал всматриваться в ту сторону, откуда слышались выстрелы. По всей вероятности, стреляли со скал, и весьма интенсивно.

Укрывшись за камнями, я дал несколько очередей по позициям, где предположительно находились бандиты, а также по камням, за которыми исчез тот детина. Но вряд ли мои выстрелы достигли цели.

Ответ «гусанос» не заставил себя ждать: я чувствовал, как пули впиваются в окружавшие меня камни, вздымая белесые фонтанчики. Стоило мне чуть высунуться, как сразу раздавались выстрелы. Не знаю почему, но это привело меня в ярость.

— Эй вы, ублюдки! — крикнул я.

В ответ опять загремели очереди. Но главная опасность пришла чуть позже: дал о себе знать прятавшийся в камнях «гусано» — он бросил в меня гранату.

Вжавшись всем телом в землю, я чувствовал, как она летит и падает совсем рядом со мной. Меня спасло то, что граната разорвалась в проеме между двумя камнями. Но от взрывной волны мне досталось. На какое—то время я оглох и ослеп. Мои попытки прозреть поначалу ни к чему не приводили. Тогда я решил вести огонь в том направлении, где находился враг. Иногда я стрелял одиночными патронами, иногда давал короткие очереди. Неожиданно в голову пришла идея обмануть «гусанос» — заставить их поверить, что я здесь не один, что нас много и мы их окружаем.

— Товарищи бойцы, слушайте мой приказ! — громко крикнул я. — Первой группе — окружить противника с правого фланга, второй группе — с левого. Ни один не должен уйти!

Выкрикивая таким образом команды, я ползком продвигался между камнями, ведя время от времени огонь из автомата. Что и говорить, положение мое было хуже некуда. Все еще не прозревший, оглушенный, я больше всего боялся, что если они меня подстрелят, то некому будет их задержать. Может, поэтому, я продолжал выкрикивать команды воображаемым бойцам:

— Левый фланг, правый фланг, они не должны уйти! Приказываю захватить стрелка, который находится наверху! — Последнюю команду я выкрикнул потому, что стрелявший сверху «гусано» был самым опасным для меня.

Там, на скалах, продолжалась интенсивная перестрелка. Бандиты занимали выгодную позицию. Они держали под обстрелом тропу, которая вела в горы, а также поле, где находился я, потерявший счет времени.

Но вот до меня откуда—то издалека донесся голос. Я еще плохо соображал и не мог составить достоверную картину происходящего. Я, например, не мог даже вообразить, что подкрепление из Баракоа находится всего в двух шагах от меня, что наши завязали бой с «гусанос», блокировав проход у скал, который вел в горы.

Как потом выяснилось, голос принадлежал Утриа. Но в тот момент я подумал, что это бандит, и решил держать ухо востро, хотя и недоумевал, почему он ведет себя столь неосмотрительно. Ведь он стоял не таясь наверху, над тропой, и я мог скосить его в один миг.

Стрелять я не стал, и тот человек, очевидно, подумал, что я мертв. И хотя я еще не пришел окончательно в себя, в голове неотступно вертелась мысль, что между камней скрывается убежавший от меня «гусано», а дальше, ближе к горам, затаился в зарослях его напарник.

Мои размышления были прерваны криком:

— Луис Акоста, почему не поднимаешься? Ты ранен?

— Нет, я цел! — обрадовался я, хотя перед глазами у меня расплывались зеленоватые круги.

— Ползи сюда!

Продвигаясь ползком, я достиг каменной стены. Перебросил свой автомат и оружие бандита, а затем перевалился через нее сам и попал в объятия молодого Энрикеса — это он кричал мне. Здесь же была и целая группа милисьянос. Я рассказал, что видел двух бандитов и что они скрываются там, дальше.

— Ты уверен в этом?

— Да. Одного я разоружил, но ему удалось убежать. Он скрывается где—то между камней. А другой ведет огонь сверху.

— Хорошо, сейчас мы ими займемся.

Я не понял, кому принадлежал этот голос: может, Утриа, а может, Куэрто, или капитану Толедо, или Вильямсу Мастране, или, может, Тотьеру, или еще кому—то.