В гору - [186]

Собранием руководил Озол. Он попросил Рендниека сказать несколько слов крестьянам, которые сегодня намечают себе новый широкий путь в гору, сметают преграды старых привычек, распахивают межи и убирают межевые столбы, всегда служившие яблоком раздора.

— Я представляю, какие сомнения вы преодолели в своих сердцах, — начал Рендниек. — И если вы сегодня решились, то хочется верить: вы поняли, что этот путь в гору, о котором упомянул товарищ Озол, легче будет проделать всем вместе, поддерживая друг друга, чем, карабкаясь в одиночку, порою даже сталкивая друг друга вниз, потому что частные интересы всегда порождают зависть, корысть. Эти явления советские люди считают опасной болезнью и борются с нею общими силами.

Он говорил о труде, который поднимает людей, поколение за поколением, на более высокую ступень развития. Только в социалистическом государстве труд стал делом чести. Только в Советской стране чествуют труженика, а не собственника, как в капиталистических странах, где тот пальцем не шевельнет, картофелину сам не вырастит; за него работают батраки, а барыши получает он.

— В основу колхозной жизни ляжет груд, это вы все, наверное, понимаете, — закончил Рендниек. — Но здесь вам придут на помощь наука и техника. Они год за годом будут облегчать вашу жизнь. Это означает, что вам надо стараться достойно принять дары науки — учиться применять машины, пополнять ваши знания по сельскому хозяйству, внедрять в практику все новое, что достигнуто учеными в их долголетних трудах. Вам нужно расти сознательными советскими гражданами, уважающими и умножающими социалистическую собственность, вам надо уметь разбираться в политической обстановке.

После речи Рендниека начали обсуждать практические вопросы — о некоторых изменениях в уставе, об избрании представителей, которые поедут в уездный город и в Ригу.

— Я предлагаю изменить пункт о минимальном количестве трудодней, — сказал Эльмар Эзер, перелистывая устав артели.

— Сколько бы ты хотел — больше или меньше? — спросил Озол.

— Разумеется, больше! Надо установить, чтобы каждый выработал, по крайней мере, триста трудодней. Я согласен и на пятьсот.

— Очень хорошо! Но мне кажется, что лодырничать никто не собирается, поэтому особые правила нам не понадобятся, — возразила Мирдза.

— Нет, все же надо, — спорил Эзер. — Рабочие тоже берут на себя обязательства.

— Так ведь устав не запрещает нам соревноваться, — не уступала Мирдза.

— Работа оплачивается по трудодням, каждый будет заинтересован выработать больше. — Озол хотел примирить их, но Эзер перебил:

— Не всегда! У кого семья небольшая, может сказать, что ему хватит и поменьше трудодней, и не станет стараться.

— Ну, ладно, тогда запишем двести трудодней, — уступил Озол.

— Триста! — не сдавался Эзер.

— Как думают товарищи?

— Может быть, запишем двести, но возьмем обязательство выработать, по крайней мере, по триста. Нам ведь поначалу придется многое приводить в порядок, — высказался Лауск.

— А вы подумали о том, кто мог бы руководить колхозом? — спросил Рендниек.

— Еще не договорились, но считаем, что никто, кроме товарища Озола, — сказал Гаужен.

— Озола не хотелось бы ограничивать работой только в колхозе, — заметил Рендниек. — Он нужен всей волости.

— Без Озола нам трудно пускаться на такое дело, — воскликнул Акментынь. — Тут нужна такая голова, которая умела бы и в хозяйстве разобраться, и в политике.

— Против этого возразить трудно, — вздохнул Рендниек. — Вероятно, придется отдать его вам, но с условием, что он частично будет заниматься и всей волостью, пока не подготовит себе замену.

Центром колхоза избрали усадьбу Саркалисов, которая была построена для крупного хозяйства, с хлевом на тридцать коров и десять лошадей.

— Теперь нашему новорожденному не хватает только имени, остальное уже есть. — Озол с улыбкой посмотрел на колхозников.

— Товарищ Озол упомянул, что наш путь идет в гору, — неожиданно заговорил Эрик Лидум. — Может быть, мы так и назовем наш колхоз — «В гору»?

— «В гору»? — задумчиво переспросил Эльмар Эзер. — Подниматься в гору трудно, не лучше ли уж назвать «Вперед»?

— Неужели ты, Эльмар, думаешь, что у нас не будет никаких трудностей? — сказал Озол. — Мы не смеем думать, что все пойдет само собой, как с крыши покатится.

— Правильно, пусть название напоминает, что нам не следует забывать о трудностях подъема, — согласился Лауск. — Я уже раньше, глядя на нашу жизнь, иногда думал: трудно нам, война нас словно в яму столкнула. А чувствуешь все же, что все идет как бы вверх, в гору, — с трудом, но идет.

— У нашей горы нет такой вершины, взобравшись на которую, мы могли бы сказать: «Ну, все достигнуто, можем отдохнуть, спокойно рассуждать — гляди, на какую высоту мы взобрались, выше уж некуда». Только мы вообразим это — как сразу покатимся в пропасть, — сказал Рендниек.

— Значит, так и назовем — «В гору», — предложило несколько человек сразу, и Эзер не возражал.

Когда новые колхозники один за другим подписывали протокол, Мирдза подошла к Эрику и подала ему руку.

— Прости… я ошиблась, — сказала она извиняющимся голосом.

— И притом дважды, — добавил Эрик без всякой язвительности.