В горах Таврии - [42]

Сознаюсь, в первый момент я просто растерялся, не знал, что делать. Говорить? Обнадеживать? Но как? Чем? Я еще не разобрался во всем происходящем. Нужно все-таки время. Надо присмотреться как следует, посоветоваться с комиссаром.

Некоторые партизаны поглядывали в мою сторону.

— Товарищи, разрешите представить нового начальника района, — сказал комиссар Домнин.

— А откуда он? — спросил охрипшим голосом худой, в прожженном ватнике партизан.

— Я прислан Мокроусовым — командующим партизанским движением Крыма.

— Это хорошо. А изменится что-нибудь?

— Как будет с продуктами? — послышались вопросы.

— Будем бить фашистов, товарищи, и попутно добывать у них все, что нам нужно. Вот пока все. До свидания! — круто повернувшись, я пошел от партизан к Красникову, стоявшему в стороне с начальником штаба Иваненко. — Давно прервалась связь с Севастополем? — спросил я Красникова.

— Месяц тому назад. Радиобатареи вышли… Посылали через линию фронта две группы, но безуспешно — не прошли. Впрочем, рация, кажется, в порядке. Да пусть сам радист доложит. Эй, радист, давай сюда! Позовите Иванова.

Худой партизан в старом морском бушлате, в заячьей шапке с наушниками медленно подошел к нам.

— Слушаю вас.

— Рация в порядке?

— Рация? Она в порядке, да толку… Батарей нет, — безнадежно отвечал радист. Видно было, что ему надоели эти расспросы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

После долгих и кровопролитных декабрьских боев в Севастополе наступило относительное затишье. Рассеялся горький дым, расстилавшийся над городом, заслонявший не только солнце, но и огромный купол южного неба.

Февраль — предвесенний месяц. В это время на юге порой бывают ласковые дни, схожие с майскими. Утро. На Корабельной стороне рвутся редко снаряды. Прилетели вражеские пикировщики и пытались сбросить бомбы на линкор, серой громадой колыхающийся в Южной бухте. Зенитчики встретили пиратов огнем. Сбросив бомбы в воду, самолеты нырнули в пушистый слой облаков, которые плыли и таяли в синем небе.

Улицы полны народа. Особенно шумно на Графской пристани.

Здесь узнаются новости, встречаются друзья, земляки. Здесь же вывешивается сводка "На подступах к Севастополю". С военной лаконичностью она сообщает о положении на фронте за последний день.

Расталкивая локтями толпу, к карте военных действий протискивается пожилая женщина, повязанная белой шалью домашней вязки.

— Что там, милые, на фронте-то? — спрашивает она.

— Не шуми, тетка, а слушай. "Вчера на фронте велась редкая артиллерийская и ружейно-пулеметная перестрелка. Наши снайперы уничтожили 28 фашистов".

— Ну и слава богу, — перекрестилась женщина. — Видать, спесь-то сбили идолам проклятым. — Она вытащила из-под шали тарелку с жареной рыбой и заголосила:

— Ставридки! Кому свеженькой ставридки?!

— Мне, отваливай с десяточек! — остановил ее старший лейтенант, широкоплечий, с раскосыми глазами.

— Бери, миленький, бери. На вот, парочку даром отдам. Бери, своим ничего не жаль.

Офицер с покупкой отошел, огляделся по сторонам и жадно набросился на свежую рыбу. После госпитальной пищи из сухарей и консервов рыба показалась очень вкусной.

Это был Маркин, житель Севастополя. Он более месяца пролежал в подземном госпитале в Инкермане, истосковался по синему небу, морскому простору и улицам любимого города. Все ему было родное: мужественные лица матросов, «мирные» севастопольцы, которые, как и воины, совершали подвиги, дома, выстоявшие в урагане огня, солнце с веселым прищуром, греющее родные камни. Маркин шагал по городу, останавливался у заборов, смотрел, как жители складывали застоявшийся за зиму лед.

— Идешь и, как солнце, сияешь! — до боли знакомый голос остановил офицера.

— Товарищ Якунин! — бросился Маркин к бывшему секретарю Корабельного райкома партии. — Вы же партизанили?!.

— Да, потом перешел линию фронта, а сейчас… — Якунин более внимательно посмотрел на Маркина, которого знал чуть ли не с детского возраста, — а сейчас снова собираюсь в лес… Обком партии направляет туда группу связи. Как ты на это смотришь? Нам нужен опытный проводник и подготовленный командир.

Маркин, подумав, ответил:

— Пошлет командование — пойду.

…За большим полированным столом сидят командующий Черноморским флотом Октябрьский, командующий Приморской армией Петров и секретарь Крымского обкома партии Меньшиков.

— Связь с партизанами должна быть восстановлена, — говорит Октябрьский, водя карандашом по зеленым пятнам километровки.

— Нужна надежная рация, нужен радист, — Меньшиков смотрит на командующего. Петров поправляет пенсне, задумывается.

— Противник намечает перегруппировку войск, — тихим голосом говорит он, — партизаны обязаны помешать этому маневру. Рацию и радиста дадим. Как перебросить связь к партизанам?

— Рекомендую катер-охотник, — предлагает Октябрьский…

…Бухта, сжатая с трех сторон отвесными берегами, все больше погружается в тьму. Тихо всплескивают прибрежные волны. Над заливчиком кочуют обрывки тумана. У маленького причала слегка вздрагивает катер.

На берегу, вобрав в плечи голову, ходит Маркин, он вглядывается в темноту.

До отплытия остаются считанные минуты. Маркин с тревогой смотрит на горку, с которой к причалу сбегает мало притоптанная дорожка. Наконец, его зоркие глаза в темноте замечают людей.