В горах долго светает - [11]

— Пойдемте, поздно. — Голос ее словно осел.

— Простите меня, Варя, может быть, я делаю что-то не так? Скажите, у вас есть кто-нибудь? Вы понимаете, о чем я?

— Вы-то как думаете, Андрей Петрович?

— «Андрей Петрович» да «Андрей Петрович»! Что я могу думать? Что Варя просто стесняется прогнать Андрея Петровича. А парень ее где-то сейчас далеко...

Она засмеялась, прикрывшись ладошкой:

— Смешной вы, я и не знала. Будь у меня парень, разве я пошла бы ночью с вами рыбу ловить?

— Вот те раз! — спохватился Лопатин. — Я про рыбалку и не вспомнил бы, наверное.

Он отыскал замаскированный колышек и, едва прикоснулся к леске, ощутил ее пульсирующее напряжение.

— Есть! Ай да дядя Петя!..

Крупный язь сопротивлялся отчаянно, но Андрей был опытным рыболовом, и скоро заплескало у самого берега, блеснул серебряный слиток рыбины, запрыгал, затрепетал на влажной траве.

— Какой он буйный! — удивилась девушка.

— Язь — рыба бойкая, его ловить — удовольствие. Может, другие проверим, и вы, своими руками?..

— Нет, Андрей Петрович. Давайте и этого отпустим? Правда, давайте сегодня отпустим?

— Это ваш улов... Я рыбак, но согласен отпустить.

— Правда?! — Варя, смеясь, поймала бьющуюся рыбу, держа обеими руками, отнесла к воде, потом стала полоскать руки. — Ой, до чего теплая! Прямо жалко, что я не в купальнике.

— Я уйду в рощу, купайтесь.

— Да нет, что вы! Ночью одной страшно в воде, и волосы намокнут. Я и не знала, что на реке ночью так интересно, хотя выросла в деревне.

— Вот мы в следующий раз и переночуем у рыбацкого костра.

Она отряхнула от воды руки, Андрей подошел, стал сушить их платком и вдруг близко увидел в ее глазах теплые искры.

— Варенька...

— Что? — отозвалась она тоже полушепотом.

Андрей наклонился, она не сумела отвести свой горячие, дрожащие губы... Он долго не выпускал ее, изумленный простоте случившегося и новизне всей его жизни с этого мгновения.

Потом, не отрывая лица от его плеча, она глухо спросила:

— Зачем вы так, Андрей Петрович? Вы же знали, что я не оттолкну вас.

— Ничего я не знал, Варварушка, ничего ровным счетом. Кроме того, что, если девушка в сиреневом позволит, я когда-нибудь увезу ее в свой полк.

— Вот вы сейчас скажете, что за этим только приехали.

— Нет, Варенька, не скажу. Но если бы знал, что есть такая, давно приехал бы.

— Давно вы приезжали много раз.

— Варя, не уезжай завтра! У нас мало времени, но ведь я человек военный, отпускник, и сельсоветчики тут свои — уговорим, распишут нас к концу отпуска. И все же лучше нам подать заявление прямо завтра.

Она отступила:

— Что вы говорите, Андрей Петрович! Так же не бывает. Ну, не бывает же так! Нельзя так! — сказала почти с отчаянием.

Он снова обнял ее:

— Значит, останешься?

— Нет, нельзя. Мне бы уже сегодня уехать надо — практика заканчивается. И вообще, я ничего не понимаю, не надо об этом. Потом... Мне еще учиться год... Пока ничего не говорите...

Андрей послушно замолчал. Дорогой к дому она призналась:

— Я знала, что вы приехали. Наташа сказала, она получила письмо. Немножко проштрафилась — ее и не отпустили, я не стала об этом вашим родителям говорить. А на вас мне просто посмотреть хотелось. Вы, наверное, забыли, как меня катали на мотоцикле. А потом — Анну. И целовались с ней. Я не подсматривала, правда, случайно видела. Ревела, дурочка. Я вас еще возненавижу из-за нее.

— Вот тогда ты и в самом деле будешь дурочка.

— Я знаю. — Она засмеялась. — И все равно...

К ее дому они вернулись далеко за полночь. Варя попросила:

— Не надо меня завтра провожать. Пожалуйста. И громоотвод не надо делать. Лучше потом.

Он хотел поцеловать ее, но при свете высокой луны заметил в окне человеческую тень. Тревожно затаившаяся фигура женщины заставила его почувствовать, сколько беспокойства вносит он в этот маленький женский мирок. Ведь если мать дежурит у окна за полночь, значит, позднее возвращение дочери — событие в доме.

Дома сел на крыльцо, думал о ней. Он еще не сказал ни Варе, ни себе — любит ли, — он сказал себе другое: «Я стану последним человеком, если когда-нибудь причиню горе этой девочке». Трезвый человек, Андрей Лопатин меньше всего задавался вопросом, какой подругой жизни станет ему Варя, он просто не мог представить теперь рядом с собой другую. Лишь бы не поторопился сегодня, не отпугнул своим предложением — в ней весь вечер проглядывала та голенастая девчонка, тайно влюбленная в старшего брата подруги с романтическими голубыми петлицами летчика на военном мундире. Девчонки в этом одинаковы. Но Варя, нынешняя, взрослая девушка Варя, действительно ли она его любит? И так ли ей необходимо завтра уехать? Что скажет она ему при следующей встрече?

Почему-то вдруг вспомнилось Лопатину, как однажды, забыв осторожность, он погнался за таинственной «летающей тарелкой», а когда настиг — разглядел обычный воздушный шарик мутно-зеленого цвета, занесенный неведомыми ветрами в глубину горной пустыни.

Заскрипели половицы в сенях, вышел отец, белея кальсонами из-под накинутого пальто.

— Полуношничаешь? Ну-ка, подвинься.

Сел рядом, пошарил в кармане пальто.

— Дай твою, што ль, сладенькую, с фильтром. — Долго разминал плотную сигарету, пошебарчал спичками, но прикуривать не стал. — Говорят, космонавты совсем не курят, правда, што ль?