В гольцах светает - [104]

— Тогда царю скажешь, что ты самый смелый: первый замочил унты в сердитой реке, — как всегда, подключился Дагба.

— Верно. Ты ведь хозяин. Вот и укажи путь...

Гасан гордо поднял голову.

— То, что узнает царь, ты увидишь.

Старшина подошел к оленю, вскочил в седло.

Белый, без единой марашки, олень, гордо вскинув к спине темно-бурые рога, размашисто шел навстречу рокочущим волнам. Берег притих. Пощелкивали копыта, со звоном брызгала галька.

Неподалеку ухнуло подмытое дерево. Олень шарахнулся в сторону, но, осаженный сильной рукой, застыл на месте, с опаской кося глаз на рухнувшую сосну. Зеленая макушка, зарывшись в свинцовые волны, судорожно билась. Волны с разбегу кидались на препятствие, вскипали, рвали его, расшатывали, но дерево продолжало цепляться за берег.

Гасан хлестнул оленя. Животное, задрав морду, кинулось в реку. Гасан оказался по колено в воде. Течение напирало плотной лавиной, стремясь вырвать почву из-под ног, бросить пластом. Олень стоял на месте, напрягая все силы. Люди на берегу бестолково засуетились.

— Пропадет этот Гасашка. Помогать надо.

— Бичеву. Сгинет! — зычно крикнул старшой и шагнул в воду. — Гасан, хозяин!

Старшой застыл с открытым ртом. Грузное тело Гасана вдруг свалилось на левый бок. Повисло над самой водой. Зад оленя круто вильнул в сторону, провалился в пучину, будто животному внезапно подрубили задние ноги. Одна мысль обожгла мозг людей: «Конец!» На мгновение люди оцепенели. Но вот олень выправился, встал против течения. Волны разбивались о его широкую костистую грудь. Вытянув морду навстречу волнам, олень шумно дышал. Гасан усмехнулся. В критический момент он нашел верное решение: падая всем корпусом на бок, круто развернул оленя против течения.

Гасан дал животному небольшую передышку, осмотрелся и снова продолжал борьбу со стремниной. Упорно держась против течения, осторожно пробирался к противоположному берегу.

Глубина осталась позади. Дальше река мелела, и Гасан повернул обратно. Мокрый от унтов до собольей шапки, он подошел к Силину, остановился, широко расставив ноги:

— Еще что хочет сказать борода? Ха!

— То, что ты силен, паря, — это верно. Но все же царь растопчет тебя и следа не оставит.

Тело Гасана всколыхнулось, как от толчка. Он метнул взгляд на Герасима, который ответил откровенной ненавистью, на Дагбу, лицо которого выражало два противоположных чувства — искреннее восхищение и неприязнь, и громко заявил:

— Гасан сам станет царем в сопках!

— Ишь ты, царем, — улыбнулся Павел. — Нет, паря, царем ты не станешь. Одного-то народ больше не хочет тащить на своем загорбке. Чуешь, мужики дадут ему скоро под зад. Отошла коту масленица, а от поста взвоет... Мужики...

— Эти длинноухие?! Ха!

— Эти мужики будут царствовать на земле. Ты доживешь до того дня или нет, а они-то доживут верно. Им страсть хочется посмотреть, как будут выть их кровопийцы. А тебе на чо глядеть, на свои слезы? Не шибко радостно...

— Ха! Сопки не видели, чтобы Гасан мочил глаза! Они всегда будут слышать его смех. Ха-ха-ха...

Смех Гасана прозвучал как-то неуверенно, тревожно...

На берегу начались приготовления к переправе. Оленей потяжили друг к другу за поводья длинной живой цепочкой. Ее возглавлял белоснежный олень Гасана. За ним на коротких ременных поводьях, привязанных к седлам, шли два вьючных. Потом олень Назара. За ним следовал олень старшого... В хвосте каравана двигались ездовые Гасана. За каждым из них шел запасной олень. Шествие замыкала долговязая фигура Шмеля...

Солнце замешкалось, жарко отпыхиваясь, когда цепочка людей и животных двинулась с места...

У самой воды Гасан оглянулся. Караван вытягивался по зеленому распадку длинной пестрой нитью. Дальше распадок карабкался вверх, упирался в подошву небольшого гольца, шапка которого всегда напоминала ему шкурку горностая, брошенную на яркой лужайке. Много раз случалось проходить ему здесь, и он всегда любовался им. Может, потому, что обожженный солнцем голец блистал ярче других? Но сейчас... Гасан отвел взгляд от гольца и встретился с ясными, как небо над головой, глазами. На бугорке стоял Павел и смотрел на него. Он казался большим и сильным. Может, потому, что рядом с ним стоял Дагба? Колечки бороды, русый чуб его шевелились под легким ветерком, шевелилась и серая просторная рубаха, выпущенная поверх брюк. Казалось, он стремительно шагает вперед, приближается к нему, Гасану. Гасан слышит его голос... «Ты здесь листок... Ты никогда не станешь царем. В сопках будут царствовать мужики. А тебе придется мочить глаза!..»

— Будяр!

Гасан выпрямился, как лук, освобожденный от тетивы, взмахнул рукой: вперед! Олень смело окунулся в мрачные волны, фыркнул. Осторожно передвигая сильными ногами, двинулся почти навстречу стремнине. За ним окунулся второй, третий... Течение напирало на животных, тащило вниз. Они боролись, напрягая силы, и упорно продвигались вперед, удаляясь от берега все дальше.

За спиной Назара уже ревела вода, когда сбоку вдруг раздался глухой плеск. Олень испуганно шарахнулся. Берег, за который держалась подмытая сосна, рухнул. Течение подхватило дерево, ткнуло вершиной в размытый яр и, крутнув, помчало вниз.