В годы большой войны - [31]

Поезд дальнего следования проходил через Варшаву под утро, — значит, и эту ночь не придется спать… Откинувшись в кресле, он на мгновение, как ему казалось, сомкнул глаза. Звонок портье заставил очнуться — такси ждет у подъезда. А если портье вызвал не только шофера?..

Григорий, намочив под краном полотенце, отжал его и протер лицо, поправил галстук… Он выглядит посвежевшим, как-никак поспал больше часа… Как будто бы все в порядке. Спустился вниз, портье принял чемодан, вынес на улицу. Григорий дал ему какую-то мелочь. Теперь на вокзал…

* * *

Вскоре посол фон Мольтке снова позвонил корреспонденту «Берлинер тагеблат». На этот раз он разговаривал сам. Справился о здоровье, о новостях, выразил легкое удивление — почему господин Вольфганг не заглядывает в посольство… Условились, что Курт заедет к нему через день.

И вот Курт в кабинете германского посла.

— Перейдем сразу к делу, — сказал посол после взаимных приветствий. — Мне бы хотелось использовать ваш опыт и знание страны. Это просто необходимо. Как вы смотрите на более тесное наше сотрудничество?

— В чем оно должно выражаться?

— Ну, прежде всего в нашем общении. Если бы мы смогли встречаться, предположим, раз в неделю, — фон Мольтке перелистал странички настольного календаря, — вот хотя бы по средам — с утра, чтобы нам никто не мешал! Вы могли бы приезжать в посольство, и мы час-другой говорили бы на разные политические темы… Но время — деньги. За отнятое у вас время вы сможете получить компенсацию, ну, примерно… примерно марок…

Курт Вольфганг нахмурился, предупреждающе поднял руку.

— Извините, господин посол, — холодно сказал он. — Давайте раз и навсегда условимся, что вы никогда больше не станете поднимать разговора о вознаграждении… Это первое и категорическое условие нашей совместной работы. В принципе я принимаю ваше предложение, но, к сожалению, утренние часы у меня заняты. В вашем распоряжении я могу быть после полудня в любой день, но как раз именно кроме среды… Ну и последнее… Мне не хотелось бы встречаться в служебной обстановке. Беседы наши должны быть доверительными, непринужденными. Давайте лучше вести их за бутылкой мозельвейна. Вас это устраивает?

Гельмут фон Мольтке старался скрыть свое смущение.

— Вы мне нравитесь, господин Вольфганг! Ради бога, извините, если я вас обидел неосторожным словом… Я охотно принимаю все ваши условия. Будем встречаться за стаканом доброго вина. Наши вкусы сходятся. Эту традицию мы установим сегодня же.

Посол вызвал секретаршу, неопределенного возраста женщину:

— Фрау Ангелина, распорядитесь подать нам бутылочку старого мозельского…

Посол Гельмут фон Мольтке остался доволен встречей с корреспондентом влиятельной «Берлинер тагеблат». Начало было положено. С тех пор многие годы германский посол и корреспондент «Берлинер тагеблат» — «самый информированный человек в Польше», как называли его журналисты, — раз в неделю, за редким исключением, встречались на квартире фон Мольтке. Оба были удовлетворены доверительными интересными разговорами.

Как-то Гельмут фон Мольтке показал Вольфгангу свои политические обзоры, которые он посылал в Берлин на Вильгельмштрассе — в министерство иностранных дел.

— Ты узнаешь, Курт, откуда это? — спросил фон Мольтке. Они давно перешли на «ты». — Это написано на основе наших бесед. Твои прогнозы в большинстве оправдались… Я благодарен тебе за твою помощь…

Курт Вольфганг тоже писал сообщения о своих встречах с германским послом и переправлял их в Центр через Пауля. Вместе с Паулем, когда тот появлялся в Варшаве, тщательно обсуждали содержание предстоящих бесед, намечали вопросы для Гельмута фон Мольтке, продумывали ответы на расспросы посла. Григорий Николаевич был незаменимым в таких советах.

Тем временем в политической жизни Европы происходили события, которые принимали все более угрожающий характер. Февральской ночью 1933 года в Берлине вспыхнул рейхстаг, фашисты, захватившие власть, начали террор, обрушенный в первую очередь на коммунистов. Изменение государственного строя в Германии даже внешне отразилось на обстановке кабинета фон Мольтке. Рядом с портретом фон Гинденбурга появился небольшой портрет Адольфа Гитлера, потом он и вовсе вытеснил фельдмаршала и занял его место над рабочим столом Мольтке. Однако это касалось только служебного кабинета фон Мольтке. В его квартире продолжал главенствовать фельдмаршал фон Гинденбург. Посол не желал иметь в своем жилище портрета нового канцлера.

По этому поводу Гельмут как-то сказал:

— Послушай, не кажется ли тебе, что отсутствие портрета главы государства в квартире посла выглядит демонстрацией? — Потом добавил: — Конечно, господин Гитлер лучше, чем кто-либо из красных, но для меня он остается ефрейтором. В нашей семье были фельдмаршалы, начальники генеральных штабов, главнокомандующие, военные советники при дворе императора Вильгельма Первого и Вильгельма Второго. В честь двух предков мне дали имя Гельмут. Могу ли я рядом с портретами своих именитых родственников повесить портрет ефрейтора?.. Но, может быть, надо это сделать. Жизнь остается жизнью.

В словах фон Мольтке прозвучали печальные нотки. Курт знал о настроениях посла: Гитлера он считал выскочкой, но все же предпочитал его «анархии красных». Гитлер делает свое дело, но держать его надо на отдалении, как слугу или дворецкого, обязанного стоять в присутствии хозяев наследного замка.