В годы большой войны - [30]

Альта — псевдоним Ильзы Штёбе. Даже в самых доверительных разговорах разведчики старались не упоминать настоящие имена.

— Ты прав, Курт. Мы заинтересовали Мольтке твоей персоной. Альта хорошо выполнила это задание. Кстати, она просила передать тебе привет.

— Надеюсь, без твоей подсказки! — Курт иронически вскинул брови. Оба рассмеялись.

— В этом можешь быть уверен. Здесь подсказок не требуется. Ну а дальше? Встречался с Мольтке?

— Нет, пока не встречался, но его секретарша звонила и передала приглашение приехать к послу в удобное для меня время. Я намеренно оттянул визит до встречи с тобой. Можно предположить содержание предстоящего разговора.

Вольфганг рассказал Паулю, что новый посол уже приглашал к себе одного немецкого журналиста и просил регулярно информировать его о новостях, обещал платить за это четыреста марок в месяц. Первая встреча уже состоялась в служебном кабинете посла.

— Что же ты ответишь, если поступит такое предложение?

— Конечно, соглашусь, но поставлю условие — беседовать не в служебной обстановке и без всякой оплаты.

— Это верно, — согласился Пауль, — надо сохранить независимое положение. Делать все, чтобы посол видел в тебе надежный, объективный, незаинтересованный источник информации.

Информировать посла решено было так, чтобы у него не возникло и тени сомнения, не появилось мысли о предвзятости сообщений Вольфганга. На расспросы Курта о московских делах сказал:

— Тебе просили передать, что нам нужны самые подробные сообщения о политике западных держав, связанной с их отношением к Советскому Союзу. Сейчас именно Варшава становится узлом, в котором сходятся нити антисоветских интриг и заговоров. Короче говоря, в Варшаве нам нужна наблюдательная вышка, с которой можно будет заметить военные приготовления противника. Как в Древней Руси при нападении половцев, печенегов, татар… Вот что просили передать себе товарищи. Ну, а Старик шлет привет, благодарит, доволен работой и надеется на тебя.

— Так и сказал? — спросил Курт.

— Да, именно так. Он, сам знаешь, не признает пустых комплиментов.

Вольфганг сидел в кресле перед камином, и часть его лица, обращенная к Паулю, была освещена отблесками колеблющегося пламени. Его пальцы бесшумно выбивали на подлокотнике такт какой-то мелодии.

— Послушай, Пауль, что я тебе скажу, и передай это в Центр, — задумавшись, сказал он. — Я согласен с тем, что ты говорил. К этому нужно добавить очень важное… Ты говорил о половцах, печенегах, о наблюдательной вышке. Для русских людей это звучит убедительно. Но почему и я, немец по национальности, тоже согласен с этим? Почему я считаю себя обязанным подняться на эту вышку и предупреждать Центр, Москву о военной угрозе? Да потому, что это — Советское государство. Значит, и мое тоже, потому что и я мечтаю о таком государстве для Германии… Так же думает Ильза Штёбе, извини — Альта; думают многие другие, которые считают Советскую Россию своим отечеством. Это не громкие слова, поверь. Путь разведчика я избрал сознательно и убежденно и встал на защиту моего социалистического отечества… Скажи в Центре — я сделаю все, что от меня зависит, чтобы выполнить задание… Ты понял меня, Пауль?

— Да, понял, — тихо отозвался Пауль, взволнованный словами Вольфганга. — Передам Старику все, что ты сейчас сказал.

— Ну, а что касается варшавского узла… Теперь Варшаву называют политическим Ватиканом, который должен возглавить антисоветский крестовый поход. Это говорил Юзеф Бек. Опасно, когда недавний разведчик и прожженный авантюрист становится ответственным дипломатом в таком государстве, как панская Польша… Ты об этом тоже передай в Центр.

Они долго сидели в тот вечер у камина в старом варшавском доме, выходящем окнами на запорошенную снегом Вислу. Важной, очень важной была их беседа. Представитель Центра информировал Курта, ставил перед ним новые задачи, связанные с усложнившейся политической обстановкой в мире. Так поручил ему Ян Берзин.

Когда все было сказано, Пауль поднялся, устало потянулся:

— Двенадцать, нужно уходить… Ты знаешь, сегодня я еще почти не спал. И вчера… Мы очень долго проговорили с Альтой… А в поезде мне показалось, что кто-то за мной следит. Может быть, просто показалось, но я все же перебрался в другой поезд.

— Я тебя отвезу, — сказал Курт. — Выходи следом минут через пять.

Вольфганг оделся и вышел. Он вывел из гаража машину, остановил ее у подъезда. Кругом безлюдно и тихо. Пауль выскользнул из подъезда и сел рядом.

— Куда тебя везти? — спросил Курт.

— Куда-нибудь к центру, где побольше народа. Я пересяду в такси.

Курт проехал мимо памятника Копернику, выехал на Новый свят и остановился перед большим, ярко освещенным рестораном. Прощаясь, Пауль положил руку на плечо Вольфганга:

— Будь здоров, Курт! Теперь встретимся через месяц, не раньше. Счастливо!.. — Он выбрался из машины и направился к стоянке на другой стороне улицы.

На Маршалковской Пауль попросил таксиста остановить машину и, немного помедлив, возвратился к Иерусалимской аллее. Он неторопливо шагал по варшавской улице, неприметно оглядывая редких прохожих. В его кармане надежный паспорт, но ощущение опасности не оставляло Пауля. При нем донесения Центру. Их надо передать по назначению. Все это словно взрывчатка, могущая взорваться от прикосновения чужих рук, от чужого взгляда. Пауль нес в карманах собственный приговор — конечно, если только его задержат, если обнаружат микропленку, листки папиросной бумаги, в которых раскрываются опасные тайны… Он вошел в отель, по привычке, выработанной годами, бросил взгляд на просторный гостиничный вестибюль, на портье, дремлющего за стойкой. Кажется, все спокойно, только вон те двое, сидящие в креслах за столиком… Почему они так поздно сидят в холле? С безразличным, утомленным и рассеянным видом взял у портье ключ, попросил заказать такси и поднялся в свою комнату.