В годы большой войны - [32]

И все же в следующее посещение квартиры германского посла Вольфганг увидел в его кабинете портрет Адольфа Гитлера. Предкам Гельмута фон Мольтке пришлось потесниться…

3

Условный сигнал прозвучал в неурочное время. Очевидно, произошло нечто из ряда вон выходящее.

Связной — хозяин табачной лавочки, у которого Курт обычно покупал сигареты, — в то утро сказал:

— Есть новые сигареты, пан… «Люксус»! Может быть, пан желает попробовать?

— Нет, я курю один сорт… Дайте мне еще коробку спичек.

Это означало — Пауль срочно вызывает его на встречу. О месте, времени они всегда договаривались заранее. Упоминание о коробке спичек означало согласие, подтверждение, что сигнал принят.

Курт сунул в карман сдачу и вышел, раздумывая, что бы это могло значить, почему такая срочность.

В тридцать третьем году варшавское лето выдалось сухим и знойным. В предобеденный час в парке было мало гуляющих, и Вольфганг издали увидел Пауля, разглядывающего памятник Шопену. Тот тоже увидел Курта и, как бы прогуливаясь, медленно зашагал по аллее в глубину парка. Курт так же медленно шел сзади.

— Есть срочное задание, — сказал Пауль. — Какие у тебя есть возможности поехать в Москву?

— Так сразу! Надо подумать. Надолго?

— Да, на корреспондентскую работу, с условием — если понадобится, вернешься в Варшаву. Посол фон Дирксен переведен из Москвы в Токио. Предстоят перемены в личном составе германского посольства. В Центре решили использовать такую возможность и внедрить туда наших людей. Старик приказал срочно с тобой встретиться. Он просил сделать все возможное.

— Понятно… — протянул Вольфганг, хотя ему было далеко не понятно, как это сделать. — На Вильгельмштрассе, — сказал он, — теперь очень тщательно отбирают людей для заграничной работы. Без гестапо и Геббельса не утверждают ни одной кандидатуры. Об этом мне рассказал Мольтке.

— Верно, но в данном-то случае речь идет о твоей корреспондентской работе, — возразил Пауль.

— Пожалуй. Но в редакции, так же как и в министерстве иностранных дел, посадили нацистских советников-наблюдателей. Вероятно, лучше всего использовать Теодора Вольфа. При Гитлере положение его поколебалось, но авторитет еще достаточно велик. Рекомендации можно получить в Варшаве. Меня поддержит фон Мольтке, фон Шелиа тоже в чем-то поможет. — Курт прикидывал варианты, словно обдумывал шахматную партию.

События в Германии — поджог рейхстага, разгром демократических организаций — еще больше обострили международную обстановку и словно бы приблизили угрозу войны в Европе. В первую очередь против Советской России. Но многое было еще совсем не ясно. Центр в Москве, словно локатор, стремился улавливать тончайшие нюансы в политике новых берлинских правителей. В том-то и заключалась задача, чтобы предвидеть, предусмотреть, предупредить, не допустить внезапного развития угрожающих событий. Объектом наблюдения, как и прежде, оставалась Германия, где все больше брали верх агрессивные и авантюристичные политики.

В те напряженные дни Григорий Николаевич Беликов оказался в Берлине. Он видел и зарево пожарища над Тиргартеном от пылающего рейхстага, и облавы штурмовиков, разнузданных и наглых, и тревогу, застывшую в глазах людей. Впрочем, не у всех. Было и другое — откровенная, какая-то фанатичная и разнузданная радость по поводу того, что произошло. Визгливые женщины, мужчины в котелках, с виду добропорядочные буржуа, поддаваясь стихийному психозу, истерично приветствовали Гитлера, размахивали шляпами, зонтами, выкрикивали «Хайль Гитлер», и женщины, не всегда самой первой свежести, но уж зато этакие крутобедрые и полногрудые, самозабвенно кричали на митингах: «Хочу ребенка от Гитлера…» Политика и сексуальность сливались. Вакханалия!

Штурмовики с засученными рукавами, откормленные, вооруженные, врывались в квартиры, вытаскивали подозрительных на улицу, бросали в полицейские машины и увозили. А подозрительными были коммунисты, социал-демократы, профсоюзные функционеры.

— Кстати, как ведет себя Ариец? — спросил Пауль. — Удается вызывать его на откровенные разговоры?

«Ариец» — Рудольф фон Шелиа, первый советник германского посольства в Варшаве, — приехал в Польшу года через два после Вольфганга. Большой сноб, аристократ, внук прусского министра финансов, фон Шелиа слыл человеком с большими связями в высших дипломатических кругах. Вольфганг давно к нему присматривался и рассчитывал сойтись с ним поближе.

— Советник любит проявлять свою осведомленность, — сказал Курт. — По своим убеждениям он напоминает фон Мольтке: не любит красных и пренебрежительно относится к нацистам. Фон Шелиа исполнен ко мне особым уважением после того, как узнал про мои встречи с послом. Чуточку ревнует, так как тоже хотел бы использовать меня в качестве информатора. Иногда я провожу вечера в обществе советника и его супруги. Похоже, что он рассказывает мне все, что знает, даже не стесняется иронизировать по поводу Гитлера.

— Я докладывал о нем Старику, он согласен, что «Ариец» фигура перспективная, — сказал Пауль.

Впереди, в просветах между деревьями, появилась пара, гуляющая с ребенком, и собеседники повернули в сторону от главной аллеи. Собственно, все уже было сказано.