В глубине ноября - [8]
Теперь долина была уже близко, уже практически за углом, и он чувствовал, что ещё не воскресенье.
В пятницу или субботу Староум покинул дом и, разумеется, не мог не оставить прощального письма. «Я ухожу и прекрасно себя чувствую, — написал он. — Я слышал всё, что вы говорили все эти сто лет, потому что я вовсе не глухой и знаю, что вы всё время что-нибудь праздновали». Без подписи.
После этого Староум надел халат и гамаши, взял свою корзинку, открыл дверь и снова закрыл, оставив позади сотню лет, и силой своего желания и нового имени выдвинулся прямо на север, к счастливой долине, и никто на берегу залива не знал о его уходе. Красные и жёлтые листья вились вокруг его головы, а вдалеке среди холмов поднялся новый осенний дождь, чтобы смыть остатки того, о чём он не хотел вспоминать.
8
Филифьонкин визит в Муми-долину слегка откладывался, потому что она никак не могла определиться: надо ли перед отъездом вывести моль? Война с молью — дело серьёзное: предстоит проветривать, чистить и всё такое, не говоря уж о шкафах — их придётся отмывать с мылом и содой. Но едва только Филифьонка касалась щётки или тряпки, её начинало мутить, а из живота поднимался к горлу всепоглощающий ужас. Нет, она не сможет сейчас заниматься уборкой. Хватит с неё и окна.
«Но ведь так нельзя! — подумала бедная Филифьонка. — Моль сожрёт всё, что у меня есть!»
Неизвестно, сколько времени она проведёт в Муми-долине. Если ей там не понравится, довольно будет и пары дней. Но если там окажется хорошо, визит может затянуться хоть на целый месяц. А если её не будет месяц, вся одежда к её возвращению будет кишеть молью и прочими клопами. Филифьонка с ужасом представила, как эти твари вгрызаются в её платья и ковры — а уж как они обрадуются, когда доберутся до лисьего боа!
В конце концов Филифьонка так утомилась от собственной нерешительности, что просто схватила саквояж, намотала лисье боа на шею, закрыла дверь на замок и отправилась в путь.
Муми-долина была относительно недалеко, но когда Филифьонка добралась до места, саквояж уже весил целую тонну, а сапоги немилосердно жали. Она поднялась на веранду и постучала, подождала немного и прошла в гостиную.
Филифьонка сразу заметила, что в доме давно не убирали. Она сняла хлопчатобумажную перчатку и провела пальцем по фризу изразцовой печи. На сером осталась белая полоса. «Быть не может, — прошептала Филифьонка, дрожа от возбуждения. — Просто взять и по своей воле перестать прибираться!» Филифьонка опустила чемодан на пол и подошла к окну. Тоже грязное, от дождя на стекле длинные печальные полосы. И только заметив снятые шторы, Филифьонка заподозрила, что семейства, возможно, нет дома. Увидела, что хрустальная люстра обёрнута тюлем. Изо всех углов на неё вдруг повеяло холодом нежилого дома, и она почувствовала, что её жестоко обманули. Она открыла саквояж, достала фарфоровую вазу — подарок Муми-маме — и поставила её на стол. Теперь ваза стояла там немым упрёком. Было ужасно тихо.
Филифьонка бросилась на второй этаж. Там оказалось ещё холоднее — неподвижный холод летнего дома, оставленного зимовать в одиночестве. Она открывала одну дверь за другой, и везде царили пустота и полумрак (рулонные шторы были опущены), Филифьонке становилось всё тревожнее, и она принялась открывать шкафы, попыталась открыть шифоньер, но он оказался заперт на замок, и тут она совершенно потеряла разум и заколотила в шифоньер обеими руками, потом метнулась на чердак и распахнула дверь.
Там сидел маленький хомса, он испуганно уставился на Филифьонку, прижимая к себе большую книгу.
— Где они? Где они? — закричала Филифьонка.
Хомса выронил книгу и попятился к стене, но, уловив незнакомый тревожный запах, понял, что Филифьонка не опасна. От Филифьонки пахло страхом. И он ответил:
— Не знаю.
— Но я же пришла их навестить! — воскликнула Филифьонка. — Принесла подарок! Очень красивую вазу. Как они могли просто взять и уехать, не сказав ни слова!
Маленький хомса покачал головой, не сводя с неё глаз. Филифьонка прикрыла дверь и ушла.
Хомса Киль заполз обратно в расстеленную на полу рыбацкую сеть, вырыл ямку поудобнее и снова стал читать. Это была большая толстая книга без начала и конца, с пожелтевшими страницами, крысы объели их по краям. Хомса не привык читать и подолгу одолевал каждую строчку. Он всё ещё надеялся, что книга расскажет ему, почему семейство отправилось в путешествие и где они все теперь. Но книга была совсем о другом — о странных животных и подводных пейзажах, и в ней не было ни одного знакомого имени. Хомса никогда раньше не слышал о том, что в морских глубинах живут радиолярии и последние нуммулиты. Один из этих нуммулитов не походил на остальных своих родственников, у него были черты, присущие ночесветке, так что со временем он перестал походить на кого-либо, кроме самого себя. Он был, судя по всему, очень маленький и от страха всё уменьшался и уменьшался.
«Никакое удивление не будет достаточным в отношении уникальных изменений, произошедших с этой группой простейших. Причины этого невероятного развития находятся за границами возможной оценки, но у нас есть основания предполагать, что электрический заряд был одним из определяющих условий выживания. Электромагнитные бури были в тот период крайне распространённым явлением. Возникшие после ледникового периода горные хребты, описанные нами выше, постоянно подвергались их воздействию, а находящееся поблизости море приобретало заряд посредством штормов».
