В Гаване идут дожди - [5]

Так вот, в тот день, когда я познакомился с Моникой, я спал допоздна и проснулся разбитым, в ужасном настроении. Чтобы поднять дух, мне пришлось пропустить стаканчик рому и слегка перекусить, затем я отправился в свой обычный поход. Первый визит был в один обшарпанный особняк на улице Линеа, где меня встретил хозяин, старик неопределенного возраста, и предложил сесть в кресло с ободранной спинкой.

Внезапно пошел дождь. Не иначе как климат испортился, ибо дождь шел теперь почти каждый день.

– Взгляните на мой дом, это просто чудо, вы убедитесь сами, – сказал он, и смотрины начались.

В комнатах на потолках зияли огромные дыры, как темные дупла в гнилых зубах, стены были в струпьях, как спина прокаженного, а вместо стекол в окнах красовались картонные заплаты.

– Ну как, а? Потрясающий дом. Раньше он принадлежал маркизе Туригуано, моей бабушке, царствие ей небесное. – Старик был явно навеселе.

На этот раз случай свел меня с аристократом.

– Да. Дом неплох. Мне встречались и похуже, – подтвердил я, но старик, казалось, меня не слушал. Рядом с ним на маленьком столике стояла открытая бутылка рома. Заметив мой взгляд, он предложил выпить.

Ах, ром! Бесшабашный сын сахарного тростника, самый лучший в мире друг и приятель.

Я с удовольствием принял приглашение. Старик налил себе и аккуратно наполнил мой стакан. Я отпил с наслаждением. Разговор, видно, предстоял трудный и долгий, и оттого еще больше хотелось выпить. Чудесный напиток, под стать старику-аристократу, который видел свой конец, но благородства не терял. Спустя какое-то время в бутылке уже просвечивало донышко, а старый хозяин завершал рассказ о своей бабушке, сеньоре маркизе, и о всей своей семье.

Его родные уехали в Соединенные Штаты после того, как на пляжи и в другие увеселительные места и заведения был открыт доступ неграм.

Уехали все, кроме этого старика, который в те годы был безумно влюблен в одну прогрессивно настроенную сеньориту, горячую защитницу расового равноправия, с охотой оставшуюся на родине. Ее единственным условием было то, чтобы он из страны не уезжал. Спустя несколько лет она сама уехала, но аристократ, заметно постаревший и перенесший два инфаркта, пожелал доживать жизнь здесь, в отчем доме, который, к сожалению, ветшал и разрушался. Хозяин одряхлел и нуждался в деньгах, чтобы еще пожить в свое удовольствие.

Старик сделал последний глоток, бутылка была пуста.

– Видите ли, мне нужна хорошая квартира и приличная доплата, – сказал он.

– Постараюсь вам помочь, – ответил я, вставая, и глубоко вздохнул. Когда я вышел на улицу, дождя уже не было. Голову покруживало и не хватало воздуха, но вместо свежести в легкие ворвалась тяжелая волна тумана. Мне надо было посетить еще несколько мест, но идти никуда не хотелось.

А надо ли? – вот в чем вопрос.

«Придет или нет?» – спросил я себя в тот понедельник около десяти вечера и взглянул на часы. На Рампе было полно народу, люди болтали, глазели по сторонам или просто прогуливались. Я пошел по левой стороне Рампы, вниз к морю, поглядывая на правый тротуар. Немного задержался возле дома, где мы расстались в прошлый раз. Там ее не было, и я двинулся дальше. Дойдя до Малекона, повернул обратно и пошел по правой стороне улицы, повторяя себе, что это дурацкая, бессмысленная затея. Ясно, что она не придет. Ну, случилось наше странное свидание – у нее других дел не было или просто захотелось поиграть со мной. Чего ради ей приходить? Что я мог ей предложить, кроме разговоров, а разговорами сыт не будешь. Я не был в состоянии пригласить ее ни в «Тропикану», ни даже в «Ла Сорру» или «Эль Куэрво», куда стали захаживать иностранцы. Я не мог сказать ей: «У меня есть для нас комната в отеле «Сен Джон» или «Пойдем в ресторан». У нее, конечно, отбоя нет от тех, кто водил бы ее в кабаре, рестораны, отели. Обескураженный невеселыми мыслями, я ускорил шаг, миновал Меркадо, пересек улицу M и потоптался возле отеля. Ее нигде не было.

Вечер пропал, пошел псу под хвост, а я, идиот, поверил на слово первой встречной мерзавке, дряни, лживой твари, попавшейся мне на пути. Нет, со мной этот номер не пройдет. Если она мне еще раз встретится, ей не…

Красный глазок светофора на улице Л прервал мой страстный внутренний монолог. Мимо шли люди, и не было им никакого дела до моего скверного настроения, до севшего в лужу солидного мужчины, которого обвела вокруг пальца юная красотка. Мимо брели парочки, взявшись за руки, счастливые и довольные; продефилировал рослый смазливый трансвестит в узких джинсах, за ним – три хинетеры, потом – старик, две старухи, двое педиков и книжник Ремберто, не заметивший меня; и еще какие-то туристы в шортах и шлепанцах, толстая женщина с собачкой-сарделькой, которая помочилась тут же на углу, презрев прохожих; уличный музыкант Танганьика со своими барабанами, да и сам Кабальеро де Парис проковылял бы мимо, если бы не скончался десять лет назад в психушке. Не было здесь только ее, зло надо мной подшутившей…

– Ола, – раздался голос за моей спиной, и я чуть не подпрыгнул, как ошпаренный кот.

Да, это была она, еще более прекрасная, чем при той нашей встрече; это были ее зеленые глаза и неотразимая улыбка. Я вдруг почувствовал себя счастливым и довольным, как ребенок, получивший заветную игрушку.