В дни войны: Семейная хроника - [126]

Постепенно мое впечатление от военного Берлина менялось: Берлин был очень сильно поврежден бомбежками, и я просто по приезде не видела всего города. Уже с начала 1943 года были тяжелые налеты с большими разрушениями. Но эти страшные подчас разрушения делались менее ужасными на вид через некоторое время: берлинцы расчищали улицы сразу после отбоев. Кучи битого кирпича, стекол, обвалившихся стен, весь мусор, оставшийся от зданий после попадания бомб, загораживающий улицы, убирался, вывозился — улицы и тротуары совершенно очищались, и жизнь шла дальше. Свидетелями налета оставались лишь части стен, обвалившихся зданий, венки и цветы, лежащие на горах щебня и разрушения — тем, кто не спасся и остался под ними.

7 мая 1944 года был налет на Берлин полутора тысяч бомбардировщиков. Мы с сестрой в это время отправлялись на предварительное интервью в Дом Гегеля и, не дойдя до него, спустились в подземку. Бомбы ложились очень близко: на Фридрих штрасе, Унтер ден Линден, Вильгельм штрассе и т. д. Били по центру Берлина. Дневной налет был американским. Американцы кидали только фугасные бомбы, разного веса, иногда неслыханно тяжелые. Английские же налеты были ночные и более тяжелые — англичане бросали воздушные мины, которые летели с чудовищным воем, терроризирующим население, летели мины под очень пологим, почти горизонтальным углом и врывались сбоку, даже в нижние этажи и подвалы, и разрывная волна шла тоже по горизонтали и приносила очень тяжелые разрушения.

Начало занятий в Доме Гегеля назначено на первую неделю мая, если нас примут. Мы, наконец, получили приглашение на собеседование. Дом Гегеля находился очень близко от узловой станции подземной линии метро, со многими глубоко расположенными туннелями. Станцией пользовались как бомбоубежищем во время налетов. Там даже была на самом нижнем уровне комната матери и ребенка («Mutter and Kind»). От Александер плац можно было добираться до любых районов Берлина, в том числе и до нашей новой квартиры в северо-восточной части города в Панкове. Мы очень недолго жили в отеле и сняли квартиру через знакомых Гали Орлик (Plugfeller), которая переехала к родителям мужа, на соседней с нашей улицу, и жила в маленькой вилле, в маленьком, но красиво ухоженном саду, с цветами и старыми деревьями, улица была спокойная, тенистая. И наша, следующая улица была тоже зеленой и тенистой.

Раз в майский вечер на конек крыши дома напротив нас прилетел и сел соловей. И пел, и щелкал, и заливался, подняв свою маленькую головку к небу. Когда он улетел, хотелось плакать. И его война спугнула, смела — и он оказался в Берлине, но пел свои песни… Ему было достаточно — неба.

Квартира принадлежала майору полицейских войск Бэку и его семье: жене и дочери. Семья находилась в эвакуации, а майор — в одном из городов на востоке. Они были рады, что в их квартире будут жить друзья друзей — залог того, что о квартире позаботятся. Только просили в самой большой комнате, в гостиной, не жить, только в двух других — в громадной спальне и комнате дочери и на кухне — очень комфортабельной. Квартира была обставлена. Мы всю одежду майора и семьи и все хрупкие безделицы сложили в гостиной и закрыли простынями от пыли и спокойно зажили в бэковской квартире. В нашей с мамой комнате было хорошее пианино и прекрасный громадный, как шкаф, радиоприемник, с хорошим звуком — источник информации, и политической, и военной и, что очень важно, информации о воздушных налетах. О налетах (по всей Германии) сообщалось круглые сутки: откуда летят бомбардировщики, в каком количестве, в каком направлении, какие города под угрозой. И я все это изучила по карте. Когда направление было Шлезвиг-Хольштейн, значит, это направление на Берлин. Из Италии бомбардировщики теперь на Берлин не летели: с итальянских баз американцы бомбили юг и восток Германии. Из Англии — запад, Берлин, Дрезден и другие города. Информация всегда точная, не засекреченная; когда бомбежка была уже в полной силе, то сообщали, какими бомбами бомбят: фугасными, фосфорными (их сбрасывали обычно после фугасных — тогда они приносили больше вреда) или воздушными минами — самый ужас населения. Когда бомбы уже сыпались на города, всегда сообщали, какой район бомбят и какой, возможно, находится под угрозой. Нам была удивительна забота о населении — информация и незасекречивание. Пока нам было очень удобно «в части» квартиры. Папа поселился в комнате майоровой дочери. Там, за девичьим белым столом, папа писал статьи, занимался и спал, свернувшись в белой девичьей кровати. Мама по карточкам покупала продукты в магазинчике колониальных товаров (мы были к нему «прикреплены»). Система прикрепления к определенному магазину помогала лучше и экономнее распределить продукты в городе. В магазине сидели старичок в большом белом фартуке и его любезная старушка. Собственники лавочки «Колониальные товары Штеймеца». И мы с ними подружились по-добрососедски: он всегда предупреждал, что и когда привезут в его магазинчик, и всегда оставлял маме положенные товары, если мама вовремя не появлялась. Старый берлинец со старым обхождением.