В чистом поле - [39]

И что – в дальнейшем? По-современному это называется – за- бичевал. И продлилось сие бичевание до момента нашей новой встречи… Почему не пришел со своей бедой в писательскую организацию? Постеснялся. Никак не мог через себя переступить!

На этот раз я не отпустил от себя бедолагу Привел его в наш Союз писателей. Наскребли денег в литфондовской кассе, купили билет на Полярный круг. Улетел. Больше этого человека я не встречал никогда. Стихов его в печати тоже не видел.

Другая история. Нет, не печальная, скорее – светлая, но тоже связанная с семинаром. Одна поэтесса из деревни прислала тетрадку стихов и заметила при этом, что когда-то, в студенческие времена, её стихи обсуждали в Тюмени при моем участии. Посмотрел новые вирши, вижу человек «соображает» в поэтическом направлении. Началась переписка. Обмен посланиями продолжался больше года. И вот вижу: сложившаяся рукопись моей «подопечной» вытягивает уже на небольшую книжку! Собственными усилиями нашел спонсора. И с согласия автора отдал её стихи в недорогое издательство.

Переписываемся по-прежнему, ждем выхода книжки!

И как-то в ранний утренний час, когда я уже устроился за печатной машинкой, слышу из квартирного коридора разговоры… о каком-то молоке. Потом Мария громко так зовет меня и почему-то смеется:

– Коля, нам тут молоко принесли, целых две трехлитровых банки, не знаю, что и делать!

– Принесли, так покупай! – громко отвечаю.

– Так денег не хотят брать, говорят, что бесплатно! – и опять смех звонкий. – Вот жизнь наступила, новая власть, видимо, решила нас побаловать! Еще мешок картошки предлагают – также бесплатно… Но у нас же своя уродилась неплохая…

«Достукал» клавишами фразу. Выхожу в коридор.

– Здравствуйте, Николай Васильевич… Мы вот тут с мужем в город приехали по делам, подвернули к вам на минутку… Молочка привезли, у нас его много, корова только что отелилась…Телочку принесла. Вы уж не обессудьте, возьмите, а то… ваша супруга…

– Простите, да кто вы будете-то? – спрашиваю незнакомую, немножко растерянную женщину в синем платочке. – Я в книжках читал – были раньше молочницы… по домам носили…

– Вы меня не узнаете, – говорит,… да… я такая-то и такая… – Стихи вы мои издаете, первую книжку мою, вот!

Тут и я рассмеялся:

– Наконец-то познакомились… опять… Здравствуйте! А молоко, выходит, вроде гонорара… или за вредность производства?

– А что здесь плохого? Знаете, у нас корова отелилась…

Долго еще мы от души удивлялись с Марией, когда «молочница» распрощалась с нами, деловито и по-хозяйски унося с собой порожние молочные банки – к поджидавшему её возле подъезда нашей девятиэтажки старенькому «москвичу».

Потом и сборник вышел. Затем второй и третий. Поэтессу приняли в Союз писателей. Добрая и светлая у нее деревенская лирика. Успехов ей! В том числе и на родном подворье! Там уж давно, конечно, новорожденная та телочка выросла, коровкой стала, молочко дает.

А вот этого стихотворца из Ханты-Мансийска, капитана речного катера – с нашивками-галунами на кителе, при фуражке с золотой «капустой» на околыше, знали многие. Он, бывший морской офицер, бравший в 1945 году Курильские острова, кавалер орденов, в том числе и ордена Боевого Красного знамени, Василий Андреевич Харитонов-Деткин, писал не просто стихи. Сочинял бесконечную – во времени и пространстве – поэму про сибирского первопроходца Тлоркина, то есть «наследника» бойца Васи Теркина: фронтового русского героя, созданного Александром Твардовским. Взяв за основу стихотворный размер, полюбившуюся многим на Руси народную интонацию «Книги про бойца», наш пиит изображал своего Тлоркина в главах – «Тлоркин на Ямале», «Тлоркин в тайге», «Тлоркин на Самотлоре», ну и так далее. Автор всюду искал слушателей, находил и читал им свои пространные главы поэмы. Рассказывали очевидцы: вел, например, свой катер по Кон- де или протокам Оби, вдруг замечал на берегу людей у костра, причаливал и устраивал читку «своего Тлоркина».

И еще. Хороших поэтов прямо-таки боготворил. Однажды завернул к нему на борт земляк Андрей Тарханов. Поднимается по трапу. А на палубе выстроена вся катерная команда – четыре «штыка». И капитан посудины, выдраенной по этому случаю до блеска, командует: «Смирно! Равнение на выдающегося поэта Андрея Тарханова!»

Ну, подражал Харитонов-Деткин классику советской литературы, ну, попал под его очарование, да вот собственные строки его весьма сильно хромали в «художественно-поэтическом плане». Критику и дельные советы по совершенствованию строк автор воспринимал недоверчиво и очень настороженно. И продолжал атаковывать газетные редакции в провинции, толстые и тонкие журналы в Москве. Добирался со своей рукописью и до высокого литературного начальства в Правлениях СИ СССР и России. Как-то приметил я речного капитана в Центральном Доме литераторов, где он угощал шампанским ушлых московских сочинителей, конечно, не скупившихся – при дармовом угощении – на щедрые похвалы провинциалу…

И что вы думаете? Издал Тлоркин (так автора и самого называли в народе!) рукопись отдельной книжкой. На собственные, правда, деньги.

Ладно. Не будем теперь придираться ни к автору, ни к его многолетнему труду. Полагаю: труд этот заслужил право на жизнь. Со всеми его недостатками. Творил его человек редких качеств. Неутомимый. Дерзостный. Вдохновенный.