В чистом поле - [38]

Иногда, в изначальной своей сельскости, зрю я труд литератора, как труд огородницы. Скажем, «пашут» две соседки-хозяйки на одинаковых по качеству огородах-плантациях. У одной все прёт, как на дрожжах, у другой – скукоживается, сохнет на корню. И солнышко светит, и дождики не обижают обеих. А дело – в разном соображении, старании. И еще – руки «из разного места растут», как в народе говорят. Одна хозяйка радуется делам рук своих, другая, неудачливая, сердится на весь окружающий мир.

В литературном творчестве те же, да простят меня « щелкоперы »- пародисты, причины успеха иль неуспеха.

Владимир Волковец, а человек он уже в то время был семейный, три года проучился на очном отделении, в институте стал командиром студенческого производственного отряда, заместителем парторга вуза. Налаживал контакты с печатными органами. Первая его книжка стихов «Сосновый дом» вышла в издательстве «Современник».

Перейдя в заочники, Володя вернулся в Советский. Написал новый сборник стихов, мы приняли его в члены Союза писателей СССР.

От «станка», вернее, от баранки большегрузного автомобиля, перевозящего трубы для строящихся нефтепроводов, пришел в поэзию сургутянин Петр Суханов. Тоже не миновал на своем пути областных семинаров молодых, литобъединения при городской газете, нашего родного лицея – Литературного института. И необходимо тут подчеркнуть: пока вращался в живой трудовой буче, писал ярко, привлекательно, попадал даже на страницы столичных изданий. Сделавшись «профессионалом», Суханов как-то скоро утратил новизну и яркую образность, которыми подпитывала его живая жизнь.

Разными путями пришли в литературу, ныне активно издающие книги, Владимир Фомичев и Александр Игумнов – из того же Советского. Город этот дал плеяду талантливых литераторов. Владимир Фомичев, приехав туда из Москвы, пять лет трудился в редакции городской газеты, вернулся в Москву, где при демократии «прогремел» на всю Россию своей боевой газетой «Пульс Тушина». Смелая её гражданская позиция так разозлила врагов русского государства, что они едва не упекли в тюрягу редактора. Отстаивала Фомичева вся честная Россия, многие патриоты в пору самого жуткого демократического беспредела не побоялись возвысить за него свои голоса.

Александр Игумнов – бывший военный пилот-вертолетчик. Отважно воевал в Афганистане, стал не только хорошим прозаиком, но и стойким бойцом за русское дело.

Областные семинары наши были особой «статьей». И разного порядка случался на них народ. То мечтатель из городских студентов, то скромная рифмовательница из дальней деревни, а то и, быстро освоившаяся в новой среде, «звезда» гостиничных тусовок, когда занятия наши, разговоры вступали в вечернюю расслабленную фазу…

По сколько литературные мероприятия эти дали полезных напутствий одаренным участникам! Одни ими воспользовались, другие – нет, иным просто не повезло. По этому поводу вспоминается не столь смешной, сколько горький случай, произошедший – в конце семидесятых.

Похвалили мы за стихи человека из Салехарда. Не юношу уже, зрелого мужчину лет тридцати трех, как говорится, ровесника Христа. Газета «Тюменская правда» охотно опубликовала подборку виршей салехардца, пожелала ему в одном из декабрьских номеров «доброго пути», как делалось в таких случаях.

Проходит месяц. Семинарское уж подзабылось. Другие заботы приспели. И вдруг па улице Республике, в центре Тюмени, встречаю похваленного семинариста. В добротном авиаторском крытом полушубке, в унтах, хромовых рукавицах, богатой меховой шапке. Спрашиваю, мол, в командировку в Тюмень прилетел? А он отвечает, что еще никуда и не улетал, а только что вышел из больницы, куда попал после завершения литературного форума. Подлечился. И спешит на почтамт, где должен получить из своей заполярной организации денежный перевод на обратный билет.

Кончилась тюменская зима. Прозвенел капелями март. Превратились в парящие просторные лужи апреля бывшие зимние сугробы.

Опять центр города. Республика.

И знакомый голос – «здравствуйте!»

О-о, какая сумятица чувств, удивления, охватили тогда меня при негаданной встрече! Передо мной стоял «авиатор», только без прежнего богатого «прикида», а в потертой «зэковской» шапке, в такой же лагерной телогрейке серого цвета и порядком побитых кирзовых сапогах. Глазам не верю! Может, это сон снится?!

А не прислали начальники деньги своему работнику в тот январский день. Не прислали и на второй. Первую ночь человек скоротал на железнодорожном вокзале. На вторую – подвернулись «добрые люди», предложили ночлег в «божеских условиях»: в готовом к открытию, но еще не заселенном НИИ Гипротюменьнефтегаз.

Компания расположилась в отдельной комнате, возле батарей отопления, «накрыла поляну» с вермутом и портвейном, с ливерной колбасой и свежей буханкой хлеба. Выпили, побазарили, сморило. Наш «герой» – унты и шапку под голову, накрылся шубой, уснул. Утром «продрал глаза» – ни компании, ни шубы, ни шапки, ни унтов, ни рукавиц даже. Оставили человеку то, в чем он передо мной стоял на апрельском солнышке. Паспорт еще оставили. 11о последние рублишки из паспорта- прихватили тоже!