В чаще лесов - [74]

Лес что-то нашептывает, словно «подсмеивается над нами.

103

Вторая проблема — выбор пути.

Днем позже мы располагаемся пополудни в кокосовой роще на небольшой возвышенности за городом Фами, ожидая наступления ночи. Под нами, вдоль озера Лагуна-де-Бай, вьется открытая со всех сторон дорога Фами — Инфанта. Мы находимся на тропе, где войска меньше всего могут заподозрить наше присутствие, поэтому и идем на риск.

Дорога Фами — Инфанта, тянущаяся от городов, расположенных близ озера Лагуна-де-Бай, до Инфанты на тихоокеанском побережье, — единственная шоссейная дорога, пересекающая Сьерра-Мадре на 200-мильной полосе, расположенной между Маубаном и Балером. Она разрезает пополам тропы «хуков», соединяющие Северный и Южный Лусон, а поэтому усиленно патрулируется войсками; в эти дни ее охрана удвоена. Благодаря своему стратегическому положению дорога стала местом кровавых столкновений между «хуками» и войсками. В армии она известна под названием «аллен засад», так как «хуки» неоднократно истребляли здесь воинские автоколонны. Время от времени патрули перехватывают пересекающие дорогу колонны «хуков». Тогда завязываются кровавые схватки.

На этой дороге существует несколько пересечений, названных по номерам: третье, пятое, седьмое, девятое, в зависимости от расстояния в километрах от Фами. Поскольку здесь проходят «хуки», места эти охраняются войсками особенно зорко. Мы решаем поэтому пойти на дерзкий риск: пересечь дорогу на расстоянии всего одного километра от Фами, почти на виду у воинского гарнизона.

Солнце все еще палит на красном, как медь, небосклоне. Под кокосовыми пальмами жарко. Мы надеваем на плечи поклажу, и наши спины покрываются потом. В застывшем воздухе свисают побуревшие жухлые листья. А под свежими зелеными листьями гроздья кокосовых орехов. Ах, если бы мы только могли добраться до содержащейся в них прохладной жидкости! Но нам приказано лежать смирно.

Лежу и выглядываю на дорогу. Впервые за полтора года вижу вольный мир. Дорога проходит вдоль берега озера Лагуна-де-Бай, здесь нет никаких деревьев — лишь гладкая линия берега. Вдали видны ставные невода в невозмутимо тихой, сереющей глади воды, теряющейся в далекой дымке.

Кажется, на дороге никого нет, только старый, полу развалившийся грузовик ползет в сторону Фами. Гляжу как зачарованный на него, ведь я так давно их не видел. Слышу, как пыхтит двигатель, слышу каждый ход его поршней, тяжелый стон их разносится в воздухе, даже когда грузовик скрывается из виду.

Прямо внизу, у поворота дороги, стоит домик, заурядный филиппинский домик из листьев «нипа», с дынными и банановыми деревьями и примитивной бамбуковой изгородью. В домике все вымерло, хотя я пристально вглядываюсь, чтобы мельком увидеть хозяйку позади дома или ребенка, играющего во дворе. Ставни на окнах опущены, всюду немая тишина. Неужели все замерло на воле? А грузовик — это последний автомобиль в мире, следующий в свою могилу? Или же войска согнали всех в город, уничтожили все живое?

Я страшусь мысли окунуться в это открытое со всех сторон пространство. Обливаясь потом, хватаюсь за ствол и стебли, мечтаю вновь оказаться под прикрытием леса. Я находился в лесу так долго, что стал похож на дикаря, вышедшего на край царства дикой природы, очарованного видом городов и в то же время испытывающего страх перед ними.

День клонится к закату. На кокосовые рощи ложатся тени. Отдается приказ собираться в путь. С облегчением, но с пересохшим от сознания опасности горлом, встаем и разминаем затекшие ноги. Тропа ведет вниз, в сторону от дороги. С наступлением сумерек мы выходим из леса на открытую местность.

Настал час, когда солнце заходит, светло-зеленый небосвод постепенно затягивается синевой. Округлые холмы на фоне этого неба становятся темно-зелеными, а кусты и деревья вдоль полей принимают темно-оливковый оттенок и кажутся бархатистыми. Воздух прозрачен: ступаем осторожно и в полном безмолвии вдоль поросшей кустарниками полосы, словно опасаясь, что какой-нибудь звук нарушит всю эту тишину, как звон разбиваемого вдребезги тонкого стекла.

Мы пересекаем заросли травы, стараясь слиться с каждым кустиком. Наш авангард бежит впереди по перекрещивающимся гатям рисовых полей, согнувшись под тяжестью поклажи и взятого наизготовку оружия. Он исчезает в сумерках. Впереди дорога и, может быть, враг.

Дэвидсон, поглядывая на часы, дает нам знак следовать за ним. Стараюсь быть рядом с Селией. Пытаемся идти быстрее по гатям, но они узки и скользки, и одна нога все время оступается в грязь. Наша цепь нетерпеливо сбивается в кучу, и вот все мы уже находимся в воде, отчаянно рвемся вперед и барахтаемся в засасывающей нас грязи, доходящей до пояса.

Багрово-красные лучи заходящего солнца окрашивают воду в кровавый цвет, словно это наша кровь. Но вдруг лучи гаснут. В темноте оказываемся в бескрайней грязи и воде. Мы задыхаемся, ноги онемели от усталости; ступаем, пошатываясь, с трудом переводя дыхание.

Спотыкаюсь, падаю на какой-то вал, взбираюсь на — него; это твердый грунт. Селия карабкается рядом со мной. Я не вижу ее, но чувствую, что это она.