В чаще лесов - [69]

После перевязки Маненг встает и уходит, застегивая на ходу рукав.

97

День за днем видишь стену, образующую лес, не различая отдельных деталей, как не замечаешь отдельных зданий на переполненной улице большого города или отдельных колонн на Парфеноне. Каждое дерево теряется в массе своих лесных собратьев.

Вот одно из деревьев, одно из многих, цепко держащееся за землю и тянущееся к солнцу в немом, отчаянном стремлении к жизни. Его корни захватили питательные вещества у других корней, оно подавляет всю другую поросль вокруг себя и в свою очередь становится добычей паразитов, которые обвивают его ствол. Выше дерево совсем теряется в гуще листвы. Крупные лианы связывают его там с собратьями, и, когда его срубают, оно не валится, а повисает, безногое и отвратительное, на своих космах.

98

Было время, когда лес был целиком нашим и мы жили в нем, как в крепости, делали вылазки, когда хотели, и сеяли панику среди врагов. Враг не посмеет забраться сюда, твердили мы. Мы будем биться с ним на его собственной территории.

Но теперь лес — словно стена, в которой пробиты бреши, и через них правительственные войска проникают к нам, уже когда им хочется. Нет ни одного места в чаще лесов, куда они, вооруженные мощной огневой силой, не могли бы проникнуть, а нам остается лишь переходить с места на место, отходить и искать укрытия. Обученные американцами диверсионно-разведывательные отряды появляются где-нибудь в отдаленном пункте в чаще лесов и втихомолку пробиваются, выискивая наши лагеря. Наши отряды также бродят по лесу, разыскивая врага. Как два столкнувшихся друг с другом слепца, они завязывают отчаянную, кровавую схватку.

Мы не ищем теперь схваток с врагом и лишь изредка забираемся в какой-нибудь город или нападаем на воинские гарнизоны. Стало трудно добывать боеприпасы, нелегко также заменить винтовку, что пришла в негодность или была отдана врагу сдавшимся бойцом. Засады — некогда главный источник пополнения оружия — стало теперь трудно устраивать, так как войска передвигаются по дорогам крупными, хорошо вооруженными отрядами. Конечно, есть черный рынок и контрабандисты, но цены неимоверно возросли, к тому же у нас не хватает средств.

Тропы также не принадлежат больше нам. Отряды, отправляющиеся в города за закупленными для нас припасами. часто наталкиваются на засаду врага. Некоторые уже не возвращаются в лагерь. Ни в бараках, ни в клубе не видно больше столь хорошо знакомых нам лиц. Бывало, мы спрашивали возвращавшихся бойцов: «Где Педоинг?» или «Где Сорсогон?» — а они проходили мимо, отводя глаза и отвечая кратко, потому что трудно было отвечать: «Он погиб». Теперь мы просто пересчитываем их втихомолку, когда они являются, усталые, по одному или по двое. Потеря товарища не обескураживает их. Они привязывают порожние мешки и отправляются по тропе, когда наступает очередь. «В этот раз мы будем осторожнее», — говорят они.

Враг совершает непрерывные налеты вдоль опушки леса, нанося удары по нашим районным комитетам, непосредственно связанным с организациями в «бароио». Наши организаторы гибнут в замаскированных хижинах от внезапного обстрела из-за кустов. Но вот где-то в другом месте уже воздвигается новая хижина, поменьше и более искусно укрытая, и кому-нибудь поручается занять ее. Однако наши кадры обескровливаются.

В «баррио» воинские части и отряды гражданской гвардии построили постоянные казармы и все время находятся среди населения. Появилось больше осведомителей, которые чувствуют себя теперь под защитой, а «хукам» стало труднее вылавливать и истреблять их. Связным приходится пробираться ползком мимо охраны, чтобы добраться до «баррио».

Кое-кто из «хуков» ожесточился против народа. Люди, говорят они, беспринципны. Когда мы находимся среди них, они относятся к нам дружественно; а когда враг находится среди них, то к нему они тоже относятся дружественно. Однако неправильно было бы идеализировать народ. Это живые люди, и они немало настрадались. Мы — в чаще лесов, где можно укрыться и бороться, а они беззащитны перед лицом угнетателей. А кто в состоянии из месяца в месяц выносить издевательства и грабежи? Они идут на уступки врагу, однако враг не в силах покорить их сердца. Они на нашей стороне и всегда будут за нас, готовые следовать за нами, когда мы сможем вести их вперед.

Но теперь, когда мы пытаемся перейти в наступление, наши товарищи гибнут десятками, а тем временем оружие и снаряжение продолжают поступать в Манилу на американских судах, и в действие вступают новые боевые батальоны врага.

Все дело в том, что мы потеряли инициативу. Мы оказались отброшенными туда, откуда начали, и полностью находимся в обороне.

99

Мы чувствуем, что оказались зажатыми в тиски. С начала нашей борьбы в 1946 году движение находилось в обороне. Борьба началась с поднятого против нас бронированного кулака, а не с нашего смелого выступления. Годами «хуки» сражались, чтобы вырваться из тисков репрессий. Некоторое время, много месяцев назад, мы полагали, что обстоятельства благоприятствуют нам, мы сами перешли в наступление, но сейчас неумолимым стечением обстоятельств вновь зажаты в тиски.