В чаще лесов - [65]

После отчетов присуждаются награды. Никаких материальных премий не выдается. Все это — целиком дело чести и служит объектом заветных желаний.

Следующим пунктом повестки дня стоит вопрос о предстоящих собраниях в лагере. В середине следующей недели предстоит обсудить вопрос о бойкоте выборов, назначенных на ноябрь. Кадровые работники не принимают активного участия в обсуждении подобных мероприятий, оно проводится рядовыми участниками движения, что является составной частью процесса их воспитания и развития. На обсуждение ставится также вопрос о проведении празднества 26 августа — в честь дня, когда в Балинтаваке был брошен клич, положивший начало восстанию против Испании — этой первой революции в Азии против колониализма. Собравшиеся вносят множество предложений, как отпраздновать этот день: спортивные состязания, улучшенное питание, театральная постановка. Группа бойцов охраны обещает отправиться по этому случаю в кокосовые рощи за орехами, чтобы мы смогли приготовить «гуйнатан»[59]. Рядовым участникам нашего движения предоставляется возможность критиковать высший кадровый состав лагеря. Это можно делать, конечно, в любое время, но, как правило, через соответствующие организационные каналы. Здесь же это можно делать непосредственно и в присутствии всех. Первым подвергается нападкам Аламбре. На соседней продовольственной базе убирали недавно кукурузу, однако он не послал никого, чтобы получить нашу долю урожая.

— Он плохо заботится о благосостоянии лагеря, — говорит один из бойцов.

Джесс подвергается критике за то, что во время последнего матча по волейболу он поддерживал одну команду против другой и аплодировал ей; как руководящий кадровый работник он не вправе становиться на чью-либо сторону или проявлять фаворитизм, утверждают критики. Джи Уай осуждают за то, что он не созывает собраний в своем бараке; его помощник Дуглас говорит, что они совещаются время от времени лишь «келейно».

Один из бойцов ХМБ также подвергается резкой критике со стороны руководящих работников. Он прикрепил записку к доске, где вывешивается лагерный бюллетень, с саркастическими замечаниями по адресу одного из руководящих кадровиков. Это — говорят — вредный способ наводить критику, способный лишь создать нездоровые отношения в нашем лагере. При желании выступить с критикой это следует делать здесь, открыто, в установленном для этого порядке.

Уже поздно, когда собрание закрывается. Сумерки надвигаются со всех сторон возвышенности, словно волны. Повара бараков спешат впереди всех, чтобы развести огонь. Из бараков, мимо которых мы проходим по пути к своему жилищу, клубится длинными струями дым, сливаясь с сереющими сумерками. А красные отсветы огня в очагах напоминают о пламени, которое горит у всех нас в сердцах здесь, в чаще лесов.

90

Июль 1951 г.

Необычные времена настали в чаще лесов.

Уже несколько месяцев рассылаем мы нашу литературу, наши директивы, наши призывы из этого отдаленного пункта на Сьерра-Мадре в разные РЕКО, в низины, жителям «баррио» и городов. Мы подобны людям, которые, склонившись над глубоким колодцем, бросают в него камешки и прислушиваются к отдаленному, приглушенному отзвуку их падения в воду. Но теперь к нам доходит какой-то странный отзвук, подобный тщетному крику отчаяния кого-то, тонущего в этой глубине.

Оказывается, что только часть рассылаемых нами листовок и брошюр распространяется среди населения. Во многих местах страх вытесняет бесстрашие. Повсюду рыскают вражеские агенты, уже арестовавшие некоторых наших распространителей в Маниле и других городах. В районах, где появляются наши листовки, власти прибегают к репрессиям и издеваются над населением. Напуганные участники движения в отдельных ячейках и секциях держатся в стороне. Наша литература накапливается в хижинах и домах, тлеет без пользы в тайниках.

В районах отдельных РЕКО войска ведут непрерывные операции, и нашим людям приходится часто перебираться с места на место, из одного лагеря в другой. На лагеря совершаются налеты и захватываются мимеографы.

— Вы присылаете нам слишком много, — жалуются люди. — У нас нет ни средств, ни времени, чтобы размножать эти материалы.

Или сообщают:

— Открытие наших курсов откладывается из-за происходящих операций.

А то и вовсе не поступает никаких сообщений.

Еще необычнее отзвуки событий, о которых нам не приходилось до этого слышать, а именно массовая сдача врагу.

В провинции Нуэва Эсиха сдался руководитель РЕКО 1 Тагуйям. В провинциях Рисаль и Лагуна бойцы Армии национального освобождения сдаются властям вместе со своим оружием; они раскрывают местонахождение наших лагерей, после чего следуют налеты. В отдельных районах и секциях также объявляются капитулянты, которые, стремясь избежать наказания или жестокого обращения, сообщают врагу имена своих товарищей и сочувствующих; в результате производятся аресты. В наших лагерях царит тревога; каждый раз, когда кто-либо сдается врагу, приходится покидать лагерь и переходить в другое место.

Почему же все они сдаются? Да потому, что многие примкнули к движению, надеясь на скорую победу, а теперь, когда борьба затянулась, они потеряли к ней всякую охоту. Потому, что враг имеет превосходство в огневой мощи и современных видах оружия и теперь погибает больше «хуков», чем когда-либо раньше. Потому, что участились налеты и бомбежки, запасы продовольствия иссякают. Потому, что они волнуются за судьбу своих семейств в «баррио», оставшихся без кормильцев. Потому, что агенты правительства вступают в контакт с их семьями и им сообщают, что если они вернутся, то с ними обойдутся хорошо и их вина будет предана забвению. Потому, что они нарушают дисциплину в ХМБ и сдаются врагу, чтобы избежать революционного наказания. Потому, что на всем протяжении истории филиппинского народа ему всегда приходилось испытывать гнет и лишения, и не лучше ли продолжать испытывать все это, чем умирать с голоду в чаще лесов? Причин много. Когда волна борьбы нам сопутствует, слабости отдельных лиц тонут в мощном потоке общего подъема; но когда враг силен и волна катится нам вспять, эти слабости всплывают наружу и превращают людей в хлипкие существа, ищущие спасения на открытом берегу.