В бурном потоке - [86]

— Черт возьми, ну и повезло тебе! — Василенко вытер рукой вспотевший лоб. — Больше повезло, чем мне. Мне еще ни разу не довелось встретиться с Владимиром Ильичем. А ты говоришь, что во время конференции каждый день… Ну, парень, завидую тебе. Это же замечательно, необыкновенно — встречаться с Ильичем, говорить с ним… правда, я тебе завидую.

— Да, необыкновенно. Я с самого начала заметил: это человек особенный, мудрый и… и… ну, великий, что ли. По-моему, то же испытывал каждый, кто встречался с ним. И самое прекрасное при этом было — знаешь что? Ты чувствуешь, что он великий, но не ощущаешь себя перед ним маленьким человеком. Напротив, он так прост и скромен… словом, замечательный товарищ. Ну как тебе описать? Такое чувство, будто он поднимает тебя до своей высоты, чтобы ты лучше все мог охватить взглядом и понять. И, конечно, сразу же проникаешься к нему полным доверием. Таким же доверием, как к своему ближайшему дружку, с которым идешь на запрещенную демонстрацию, или в опасный момент — в пикет против штрейкбрехеров… Да, такое вот доверие, и еще нечто большее. Я не умею выразить словами, но потом со мной часто бывало так: когда я оказывался в трудном положении и не знал, как поступить, я видел его вдруг перед собою, будто он стоит и смотрит на меня, прямо насквозь видит, как… как моя социалистическая совесть. Черт! Какую чепуху я несу!

— А я вовсе не считаю, что чепуху, Роберт Робертович, — успокоил его Василенко. — Я очень хорошо понимаю, что ты хотел сказать.

— Да? В самом деле? Как я рад! Я сразу должен был сообразить, что ты во всем этом разбираешься, Тарас Алексеевич, как старый большевик, да и вообще.

— Гм. Сразу должен был сообразить… гм… — Старик снова поскреб затылок. — Что я хотел сказать… Раз с тобой дело такое, незачем мне, видно, ходить вокруг да около. Я хотел обсудить с тобой один важный вопрос, Роберт Робертович. Может быть, ты уже кое о чем догадался, а?

— Да, может быть. Ведь ты после работы нарочно меня дожидался.

— Значит, заметил? А я было подумал, как ловко я все подстроил с этой грязной кастрюлей! Ты же умница, Роберт Робертович, я всегда говорил. Ну так слушай! Дело вот в чем… Ты ведь по профессии печатник?

— Если хочешь совсем точно: литограф.

— А какая разница? Это что-нибудь получше, чем печатник?

— Получше? Нет. Другое? Как посмотреть. У литографа своя особая специальность. Это как у кузнецов: есть что лошадей куют, а есть которые на заводах, на станках работают.

Лицо Василенко, вдруг омрачившееся, снова посветлело.

— Ну тогда по Сеньке и шапка, — сказал он с живостью. — Тогда ты сумеешь делать и то, что делают в обыкновенной типографии.

— Ты имеешь в виду набор? Конечно, я и этому учился, только сноровки не хватает. Но при нужде…

— Дело пойдет! — докончил, не дав ему договорить, старик и быстро затараторил дальше. — Замечательно! Замечательно! А теперь слушай: мы ищем кого-нибудь для маленькой типографии. В качестве помощника… прежний-то помер. Бедняга. Болел чахоткой. Ничем нельзя было помочь. Наш человек был… Ага, ты уже догадываешься?

— Да. По-видимому. Вам нужен кто-то на его место?

— Правильно! Умен парень! Да, нам нужен кто-то на его место, но такой, кто тоже был бы нашим. Разумеется, хозяин об этом ничего не должен знать, а полиция — тем более. На первое время нам нужно только, чтобы человек этот регулярно работал в типографии, он должен там, что называется, окопаться. Чем меньше он будет привлекать внимания, тем лучше. Значит, ни агитации, ни дискуссий. Дело в том, что мы эту типографию держим в резерве. Ты ведь знаешь, наши «великие демократы» в правительстве, социалисты-революционеры и меньшевики, капитулировали перед реакцией, запретили ей в угоду наши легальные газеты, преследуют нашу нелегальную печать, поэтому…

— Достаточно! — остановил его Роберт. — Тебе незачем мне все это объяснять, Тарас Алексеевич. Можете мною располагать. Я пойду на это место. Однако… — Он умолк, задумчиво потер себе нос и решительно продолжил: — На одно условие, я думаю, вы согласитесь: мне не хотелось бы бросать работу среди моих земляков. Там я ведь тоже нужен. И потом это же на пользу нашему общему делу, если как можно больше чехов и словаков, находящихся в России, пойдут с революцией, а не против нее.

— Договорились, Роберт Робертович! — Василенко схватил обе руки Роберта и стал их трясти так, что хрустнули суставы. — Продолжай работу среди своих чехов. Но в типографии… ну, не буду сейчас сообщать тебе правила поведения, это сделают другие. Все необходимое тебе расскажет представитель нашего городского комитета. Он, вернее, она — это женщина — зайдет к тебе на днях. Зовут ее Шура, она привезет тебе поклоны от родных из деревни. Понял? Ладно. Значит, с этим вопросом покончили. Кстати, и до дома дошли! Гляди-ка!

Они действительно оказались перед старым деревянным домиком с приветливой геранью на окнах, где жил Василенко. Старик снял свою фуражку и сбил ею пыль со штанов и голенищ. Роберту показалось, что Василенко слишком уж долго этим занимается: словно у него еще что-то на душе и он потому не решается войти. Но тут старик к нему обернулся. Он подмигивал гостю — то ли смущенно, то ли лукаво, а его редкие щетинистые усы забавно топорщились.