В бурном потоке - [138]

Он повернулся к нему спиной и быстро зашагал к двери, обойдя стороной хозяйскую дочь, которая недоуменно уставилась на него.

XI

Это случилось, когда Ранкль поднимался по лестнице. Он добрался до площадки второго этажа и остановился передохнуть. Волнения дня и прошлой ночи все же сказывались, и Ранкль уже решил больше не терзать свою музу, как вдруг на него снизошло вдохновение. Всю усталость сразу будто рукой сняло.

Сперва ему открылся ритм, который он так долго и тщетно искал. Начало — подобие оды, подобие глухого боя барабанов: рум-бум, рум-бум, румбум-дибум! — затем как бы вступают трубы, гремит солдатская песня. А в следующую секунду явилась вторая находка: почему бы вообще не использовать такую песню как рефрен или нечто подобное? Хотя бы, например, излюбленную «Прекрасней смерти в мире нет»?

Ура! Вот оно, решение!

И пока Ранкль приступом брал лестницу на четвертый этаж, он уже слышал в уме звон и грохот стиха:

Румбум, румбум, мой сын, мой сын

Румдибум, бумбум, та-та-та…

Да, это оно! Это мелодия стиха «Оды на смерть героя-сына».

Известие пришло вчера вечером, когда сели за стол. Писал бывший товарищ Ранкля по корпорации, офицер, служивший в одном полку с Францем Фердинандом.

«Тяжелым сердцем сообщаю — гласила телеграмма, — вольноопределяющийся ефрейтор Ранкль занесен список пропавших без вести подразделения. Неожиданная атака противника привела временной потере выдвинутой позиции высоте 1437. Большинство личного состава пало смертью храбрых. Донесению уцелевших ефрейтор Ранкль истекая кровью множества ран остался разрушенном блиндаже. Через сорок восемь часов по возвращении высоты 1437 опознавательный жетон ефрейтора Ранкля найден вместе жетонами погибших. Итальянцы похоронили своих и наших убитых общей братской могиле. Эксгумация настоящих условиях невозможна. Командир батальона капитан фон Балакович поручил выразить тебе всему вашему семейству глубокое сочувствие. Присоединяюсь своего имени. Ефрейтор Ранкль посмертно назначен командиром взвода и представлен награждению бронзовой медалью за храбрость с лавровой ветвью.

Голхофер, обер-лейтенант, начальник штаба батальона».

У Оттилии, на седьмом месяце тяжелой беременности, после этого известия начались преждевременные схватки, и ее пришлось спешно доставить в больницу. Всю ночь Ранкль провел в приемной родильного отделения; он шагал взад и вперед, сходя с ума при мысли, что Оттилия, которая никак не могла разродиться, умрет, оставив его в ужасном положении: без всяких прав по отношению ко всему семейству, без всякой надежды получить управление долей наследства Франца Фердинанда.

Наутро Оттилия наконец разрешилась. Ребенок — мальчик! — стал бы новым наследником. Но он появился на свет мертвый, задушенный пуповиной.

Ранкль ставил себе в величайшую заслугу, что после таких волнений и ударов судьбы он все же с честью выполнил все свои служебные и семейные обязанности.

Пусть кто-нибудь попробует сделать то же! От трупа новорожденного и постели едва не умершей жены помчаться домой. Натянуть на себя вицмундир. Проглотив всего булочку с маргарином и черный кофе, поехать в гимназию и там до самого вечера исполнять обязанности директора: проверить счета и наличность в кассе; установить множество всяких упущений; пробрать обслуживающий персонал; в качестве члена дисциплинарной комиссии принудить коллегу Турнонвиля подать в отставку и заменить его учителем гимнастики Кречманом; раз и навсегда запретить бывшему директору, в виде взыскания отправленному на пенсию, даже близко подходить к зданию гимназии. (Зря, что ли, вышестоящие инстанции уведомлялись бесчисленными секретными донесениями о серьезных последствиях, к которым неминуемо приведет либерально-пораженческое руководство старика?) Затем выступить перед учителями с короткой речью по случаю своего вступления в должность — о трех «Д», а именно: о дисциплине, дисциплине и еще раз дисциплине, без которой никакие общественные установления, будь то семья, школа или армия, существовать не могут. При этом ввернуть замечание о необходимости крепиться, стиснув зубы, даже если теряешь разом двух сыновей, — момент был выбран как нельзя лучше! Наконец, нанести визит областному школьному инспектору и, в качестве исполняющего обязанности директора мужской гимназии на Малой Стране, оставить свою визитную карточку директорам других немецких средних учебных заведений. Между делом несколько раз позвонить в больницу и помчаться туда с цветами и бутылкой вина, позаботившись, чтобы семейство Рейтеров, в лице Каролины фон Трейенфельс, явилось свидетелем столь достохвального акта супружеской галантности.

И в вихре всех этих дел и обязанностей все время искать лейтмотив, а также ритм суровой и мужественной поэмы на смерть сына, которую мог бы исполнить хор учеников на предполагаемом празднестве по случаю досрочного выпуска уходящих на фронт вольноопределяющихся.

Счастье, что Ранкль черпал добавочные силы из роли осиротелого отца солдата, этой мужественной, трагической роли, в которой он чувствовал себя как бы внутренне затянутым в мундир, как бы в туго зашнурованном душевном корсете, оберегавшем его от всякой опасности размякнуть.