В бурном потоке - [136]

— Возьми мою повозку, брат штабс-капитан. Проедете три-четыре квартала, и довольно…

— Благодарю, — отказался Роберт. — Мне не требуется провожатых. Я не боюсь. Повозка мне тоже ни к чему.

Он слез с повозки.

— Не в том дело, — ответил уполномоченный и засунул правую руку между верхними пуговицами крылатки. — Но, пожалуйста, если угодно, идите одни. Тем более что я, кажется, в достаточной мере успокоил людей и еще кое-что сделаю… Наконец, вы всегда можете сослаться на то, что находитесь под моей защитой! Под защитой Национального совета!

Серая поярковая шляпа и толстая розовая шея еще некоторое время мелькали между военными фуражками и песочного цвета шинелями и, наконец, затерялись среди них.

X

— Что же это такое? — восклицал Йозеф Прокоп. — Встречаешь человека, с которым не знаю сколько лет прожил бок о бок под одной крышей, как с родным братом, а он… нет, это уж слишком! Это уж слишком! — Он хлопал себя по лбу, хлопал по плечу Роберта и, сияя, притопывал ногами.

Роберту эти изъявления восторга показались чрезмерными и потому не вполне искренними; он молчал.

Йозеф Прокоп продолжал кричать:

— Нет, признайся, сначала ты понять не мог, что мне от тебя нужно? Ты просто меня не узнал?

Роберт кивнул. В первую секунду он в самом деле не узнал бывшего жильца. И когда Йозеф неожиданно заступил ему дорогу в безлюдном проезде позади площади, где происходило собрание, Роберт даже невольно заслонил руками лицо, как делают, защищаясь от нападения. Да и не мудрено — на Йозефе был мундир второго пехотного полка, то есть мундир тех самых легионеров, которые всего несколько минут назад чуть не стащили Роберта с трибуны.

— Мы же не виделись четыре года, — сдержанно сказал он. — И что это были за годы! И вдруг встретить тебя здесь… А как ты, собственно, попал сюда и почему на тебе этот мундир? — Он испытующе прищурил глаза и убедился, что не только мундир делал Йозефа таким чужим. Было еще нечто, трудно определимое: какие-то признаки важности, начинающейся полноты, признаки… черт знает чего! Роберт не стал больше над этим раздумывать и еще раз спросил: — Как ты попал сюда?

— Как сюда попал? — Йозеф расхохотался. Он хохотал так безудержно, что весь трясся, и снова Роберту показалось, будто веселость Йозефа несколько чрезмерна. — Как сюда попал? Ха-ха… как вообще попадают в Киев! — Но, заметив, что Роберт недовольно поморщился, быстро переменил тон: — Знаешь что? Пойдем выпьем по стаканчику, и я тебе расскажу… Не вздумай только отговариваться, будто тебе некогда! А что, если бы собрание еще не кончилось? И вообще, когда двое старых друзей встречаются после стольких лет, они садятся рядком и рассказывают друг другу о себе… так что не спорь! Пойдешь со мной, я знаю тут неподалеку трактир. Хозяин женат на чешке из Пардубице. Кнедли она готовит, доложу я тебе… — Он поднял кверху большой палец и прищелкнул языком.

Роберт в недоумении уставился на него — притворяется опять Йозеф или прищелкивает от души?

— С каких это пор ты восторгаешься кнедлями? — спросил он. — Раньше у тебя не было худшего ругательства для мещан и бюрократов, как «кнедлееды»!

— Иди ты! — ухмыльнулся Йозеф. — Мальчишки всегда все ниспровергают. А кнедли здесь для меня — частица Праги, частица Смихова. Вот и все. Но если ты никак не в состоянии примирить кнедли со своим революционным интернационализмом, пожалуйста, будем есть пельмени, или борщ, или еще что-нибудь… Пошли, пошли, быстро!

Когда они четверть часа спустя подходили к трактиру, Йозеф успел в общих чертах рассказать молча шагавшему рядом с ним другу юности о пережитом на фронте и в плену и о своем вступлении в легионы. Конечно, последнее событие выглядело в его изображении несколько иначе, чем в действительности. Но, во-первых, Роберта вовсе не касается, как Йозеф попал в легионеры, а во-вторых, Йозеф теперь иначе, чем прежде, смотрит на некоторые вещи. Итак, Роберт узнал лишь, что друга юности с переломанной рукой подобрал вблизи фронта и доставил в госпиталь патруль легионеров и что там Йозеф подружился с человеком из полевой типографии второго чехословацкого пехотного полка. А отсюда последовало и все остальное: работа в типографии, вступление в легионы… В конце концов он чех, верно? И в легионах, как рабочий, как социалист, находится, так сказать, среди своего брата. Ведь кто, по существу, легионеры? Рабочие, крестьяне, учителя, маленькие люди, словом: народ! А где следует быть социалисту, для которого социализм не пустое слово? Разумеется, среди народа. Хотя бы затем, чтобы в случае чего не была потеряна из виду конечная цель…

Последние слова были произнесены уже на пороге трактира. Войдя, Йозеф замолчал и выжидающе взглянул на своего спутника. Роберт остановился как вкопанный. Контраст между запустелой улицей и чистым залом, в котором в этот час еще не было ни одного посетителя, поразил его. Скатерти в красно-белую клетку, на стенах тарелки с цветочным узором, глазированные глиняные кружки и цветные литографии (на одной был изображен Ян Гус перед Констанцским собором, на других — виды Праги) — все это вызвало в памяти Роберта картины чешской родины: каникулы у тети в долине Сазавы, поездки в деревню с товарищами из группы, обеды в деревенских трактирах, собрания в гостиницах захолустных городишек и многое, многое другое.