В бой на штурмовиках - [10]

— Так вот, товарищи, талисман — это предмет, — собираясь с мыслями, начал Озеров не совсем уверенно, — который по суеверным понятиям приносит удачу, счастье. Раньше люди носили талисманы, как колдовское средство, якобы спасающее их от болезней, а в бою с врагами — от ран и смерти. Все это было в старину, но вот некоторые летчики еще и сейчас верят приметам и даже летают со своими талисманами.

— Так и в верующие попадешь, — сказал Петр Орлов и с иронией добавил: — Но почему ты сам летаешь с подковой, как с талисманом?

Орлов и Озеров воевали вместе с весны 1942 года. Орлов считался одним из лучших летчиков полка, когда летали на тихоходном По-2, и славы своей он не уронил, пересев на самолет Ил-2.

Все знали о его дружеских взаимоотношениях с командиром. Но эта фраза задела Озерова.

— Да, Петя, был такой грех, и я вроде верил в талисман, — смущенно ответил Евгений. — Но пока вы летали за самолетами, у меня в воздухе над целью неожиданно отказало все электрооборудование. Радиостанция работать перестала. Стрелки электрических приборов встали на нули.

Летчики недоуменно воззрились на Озерова: загадочность события их насторожила.

— Когда прилетел с задания, — спокойно продолжал Евгений, — то сразу напустился на механиков. Потом пожаловался командиру полка на плохую работу специалистов. Не успел я доложить обо всем, как пришел инженер дивизии по спецоборудованию и принес на КП — что бы вы думали? — подкову! «Вот, товарищ полковник, — обратился он к командиру полка, — Озеров, видимо, суеверный, с подковой летает. Она замкнула электросеть. Сгорели все предохранители. А теперь он разносит механиков». Неприятно мне вспоминать об этом, но я вам рассказываю истинную правду.

Сделав небольшую паузу, Евгений обвел собравшихся взглядом. Кое-кто из летчиков опустил глаза, не желая встречаться с его взглядом.

— Затем меня вызвал на беседу заместитель командира полка по политчасти подполковник Сувид, — продолжал Озеров, — серьезно побеседовал со мной. Он мне, товарищи, объяснил, что такое талисман, подковы, черные кошки и прочая ерунда…

Солнце медленно клонилось к горизонту, опускаясь все ниже и ниже к зубчатой горной гряде. Летчиков, конечно, заинтересовала не совсем обычная тема разговора. Случай с подковой, которую Озеров хранил в кабине просто так, ради какого-то подражательства неизвестно кому, оказался далеко не единственным. В период боевых действий некоторые летчики начинали всерьез верить в различные талисманы и приметы.

«Перед вылетом бриться нельзя, — утверждали одни, — иначе собьют». «Черная кошка дорогу перебежала— быть беде», «Подкова приносит счастье», — считали Другие.

Такие заблуждения некоторых летчиков эскадрильи надо было развенчать, и с этой целью командир привел несколько живых примеров.

— Давайте разберемся, — продолжил Озеров. — Вам хорошо известен летчик Петр Иванович Орлов. Он воюет с начала сорок второго, совершил более семисот боевых вылетов на По-два и свыше тридцати вылетов на Ил-два. Опыт у него большой. А вы видели его хоть раз со щетиной на щеках? Значит, можно бриться и перед вылетом.

А возьмите Сербиненко. Он ни разу до подковы не дотрагивался, черные кошки сотни раз перебегали ему дорогу, а Николай летает каждый день и фашистов бьет. Теперь заметьте: Сербиненко не имеет ни одного ранения.

А что можно сказать о летчиках Ивакине, Дорохове, Романцове? Летают отлично. Их сила — в мастерстве, смелости, тактической зрелости! Любить Родину, быть смелым и умелым — вот они, наши талисманы, если мы хотим победить врага, — закончил командир.

— Так, а как же быть с портсигаром? — недоумевающе спросил Косарев. Все оживленно повернулись в его сторону.

— До рязанских учителей сразу не доходит, — сострил Павел Ивакин, намекая на довоенную профессию Косарева, хотя он тоже в прошлом был учителем.

Летчики громко рассмеялись.

— В самом деле, товарищи. Как же нам в данном случае отнестись к портсигару? — несколько повысив голос, обратился Озеров к летчикам.

— Ясно, что это не талисман, — упредил всех черноглазый, круглолицый Володя Романцов.

Он был сравнительно молодым летчиком в эскадрилье, но к нему относились с большим уважением. У него был свой красивый почерк полета. Взлетал, садился, держался в боевом порядке над целью по-своему, по-романцовски. Он был в полку одним из тех летчиков, про которых наблюдавшие за взлетом или посадкой говорили: «Вот это сел Романцов» или «Это взлетел Романцов».

— Я думаю так, — начал Дорохов, секретарь парторганизации, — у летчика всегда есть что-то дорогое, заветное, можно сказать, святое. Например, для меня, еще молодого летчика, — это мастерство. Для другого — желание стать коммунистом. Но для всех нас дорога наша Родина, и все, что напоминает нам о ней, — свято. Вот фашисты рисуют на бортах своих самолетов разных тузов, кошек, драконов и прочую чертовщину. Помогает это им? Нет. Мы их бьем, как говорят, по первое число, На фюзеляжах советских самолетов тоже есть кое-что: звезды — по числу побед, знаки гвардии. А на наших красавцах написаны слова: «XXV лет Башкирской АССР». Помогают нам эти надписи и рисунки? Да, помогают, и еще как! Они нам о Родине, о нашем долге говорят, а это — великая сила, товарищи. Теперь о портсигаре, — продолжал Дорохов. — Находясь далеко от Родины, мы привезли нашему командиру самое дорогое и заветное — горсть родной земли. Пусть она будет талисманом, но особого рода. Родная земля никогда не станет мачехой, — закончил парторг.