В большом чуждом мире - [151]
Небольшая процессия сопровождает Порфирио Медрано и Фиделя Васкеса на кладбище. Артемио Чауки, рыдая, копает могилу для Порфирио.
— Я его столько раз ругал! Хотел, чтобы его прогнали! Я один буду копать! Пусть я хоть чем-нибудь ему послужу, хотя бы мертвому.
Касьяна безмолвно глядит, как комья земли падают в яму, поглотившую сына, ее единственную надежду. Отныне сама она станет землей и будет жить лишь для земли. Бенито Кастро думает о мертвых. Об этих и обо всех, которые под земляным покровом беседуют, сверкая окаменелыми зубами, чернея впадинами глаз, белея костями. Счету им нет. А у земли все такой же живой голос, так же могуча ее бронзовая грудь, и так же много слышит она криков, выстрелов, песен и предсмертных стонов. Бенито склоняется перед этим великим гимном, воспоминания оживают в нем, и он погружается в пронизанную светом тьму. Атуспария, Медрано, Учку Педро и Фидель Васкес — все погибли одинаковой смертью, все страдали страшной болью нашего времени. И все любили землю, с которой неразрывно связан человек.
Индейцев заставили строить шоссе до города. Батальон солдат прибывает в грузовиках и идет на Руми. Восстает и Умай, но атакуют сначала очаг наибольшего сопротивления. Надо побыстрее подавить бунт, чтобы он не разросся.
Повсюду, кроме тех мест, куда могут скатиться камни, идет жестокий, яростный, отчаянный бой. Пулемет прошивает горные склоны, слышатся тонкий свист и сухие хлопки; кажется, вся пуна дрожит от напряжения. Полуденное солнце льет раскаленный свинец на опаленные скалы.
В селении остались лишь калеки, женщины и дети. Даже старики вышли к ущелью, надеясь бросить там и свой камень. Женщины стараются утешить детей, а те горько плачут и зовут: «Тайта, тайта…»
К сумеркам начинают приносить раненых. Одни умирают молча, другие рассказывают, что индейцев сбивают, как кондоров над вершинами гор. Селение полно убитых. Но куда деться семьям? Все дороги в крови.
Появляется Бенито Кастро. Его лицо, рубаха, руки тоже в крови. Это кровь друзей, которым он хотел помочь, и его собственная, льющаяся из открытой раны. Он падает у порога дома и глухо зовет жену. Льяуканская резня отчетливо встает в его памяти. Маргича подбегает с ребенком на руках.
— Уходите, уходите, — с трудом произносит сломленный, умирающий, но упорный человек, надеясь, что спасутся хотя бы его жена и ребенок.
— Куда мы пойдем? Куда же нам идти? — молит Маргича, безумным взором глядя на мужа, на сына, на мир, на одиночество.
Она не знает, а Бенито умер.
Ближе, все ближе слышатся выстрелы.
Романы Сиро Алегрии приобрели популярность не только в силу их значительных литературных достоинств. В «Золотой змее» и особенно в «Голодных собаках» предельно четкое выражение получили тенденции индихенизма, идейного течения, зародившегося в Латинской Америке в конце XIX века. Слово «инди́хена» (буквально: туземец) носило уничижительный оттенок, хотя почти во всех странах Латинской Америки эти «туземцы» составляли значительную, а порой и подавляющую часть населения. Писатели, которые отстаивали права коренных обитателей Нового Света на земли их предков и боролись за возрождение самобытных и древних культур Южной Америки, именно поэтому окрестили себя индихенистами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.