В большом чуждом мире - [148]

— Индеец — это Христос, распятый на кресте несправедливости! Проклятый крест! Пригвоздили к нему наши руки!

Доротео отбросил сомбреро за плечи, и шрам у него на лбу налился кровью. Его товарищи по набегам, поселившиеся в общине, держались твердо, но тихо. Свирепые глаза Валенсио говорили: «К чему этот шум? Драться так драться». Вся община сошлась вместе и сверкала яркими красками на сером фоне домов. Самым юным из державших ружье был Фидель Васкес, которого общинники ласково называли Дикарек — в память об отце. Это был смуглый мальчуган с нежной кожей и красивыми глазами. Обычно печальный, он редко улыбался, никогда не говорил про отца, и даже Касьяна не знала, что он о нем думает. Рядом с ним его друг Индалесио высоко держал пику, сделанную из палки, на конце которой блестел прочно привязанный нож. Порфирио Медрано заряжал свое старое ружье, оно ему больше нравилось. Человек привыкает к своему ружью и не сменит его ни на какое другое. Один из младших детей Паулы подбежал к отцу и, вцепившись в штаны, залепетал:

— Тайта бум оленя! Тайта бум оленя!

Доротео посмотрел на него и, заметив, что он берется за курок, отозвался:

— Да, там олень!

И дал знак Пауле, чтобы она его увела. Всеобщее внимание привлекли вооруженные карабинами жители Мунчи. Поскольку ни алькальда, ни рехидоров вблизи не было, они заговорили с Порфирио. Это были три парня в белых шляпах. На плечах у них, под карабином, висели сложенные пончо. Их обступили любопытные. Люди седлали лошадей, кроме Добровольца, которого держали для улучшения породы. Несколько лошадей принадлежали общине, другие были из хозяйства Умай. Невнятный гул то нарастал, то почти затихал. Голос толпы изменчив, как голос ветра. Вдруг кто-то крикнул:

— Бенито!

Бенито Кастро выходил из дома в сопровождении рехидоров. Среди них был один новый, по имени Эикарнасьон, сын Педро Майты. Алькальд и его помощники сели на коней. У всех были винтовки, а у Бенито по бокам висели патронные сумки. Вместе с ними ехали Доротео Киспе и еще десять человек. Кони нервно переступали ногами, пугаясь такого множества людей. Бенито поднял руку, требуя внимания, и, натянув поводья, чтобы удержать лошадь, сказал:

— Общинники, подошла пора нам защитить самих себя. Так решил совет. Мы знаем, что в Умае скопляются жандармы и прислужники Аменабара. Они придут сегодня ночью, самое позднее — завтра утром… Мы должны сделать все, что в наших силах. Закон обернулся против общины, и нас хотят отдать в рабство, на верную смерть. Помещик Альваро Аменабар сначала думал перевести нас на шахту. Но он убедил семью Меркадо продать ему свое поместье и взял оттуда людей, чтобы сгноить их под землей. Теперь ему захотелось добыть еще несколько тысяч солей, и он решил посадить коку в долине реки Окрос. Для этого ему нужны мы. Чтобы мы работали с утра до ночи, хоть бы и умирали от лихорадки. Он не любит землю. Она ему не нужна. Ему нужны рабы. Что он сделал с землей, которую отнял у нас? Там пустырь, заросший сорной травой. Дома разваливаются, а жилище нашего дорогого Росендо превратили в хлев. Аменабару не нужны эти земли. Он преследует общину, чтобы уничтожить ее. Когда закон передает землю, он забывает о том, что станется с людьми, живущими на ней. Закон не защищает их. Правители оправдаются, они скажут: «Пусть идут куда-нибудь, мир большой». Конечно, мир большой. Но я, общинники, знаю мир, где живут бедные. И я вам скажу по всей правде, что для нас, бедных, мир большой, даже огромный, но чуждый. Вы это видите своими глазами, куда бы ни пошли. Некоторые мечтают, что лучше там, где их нет, и уходят в дальние края, ищут свою судьбу. А кто вернулся? Педро Майта, мастер, смог вернуться быстро. Остальные не вернулись, и поверьте мне, мы можем оплакивать их как мертвых или как рабов. Это невеселая истина, но я должен повторять ее, чтобы окрепли, как сталь, и ваши сердца. В этом большом мире мы странствуем, мы ищем лучшей жизни. Но мир этот чужд, он ничего не дает нам, ничего, даже достойной платы за труд, и мы умираем, уткнувшись лицом в горькую от слез землю. Защитим же эту землю, наше место в мире, ибо так мы защитим свободу и собственную жизнь! Судьба у всех бедняков одна и мы попросим их пойти вместе с нами. Тогда мы победим… За долгие годы, за долгие века погибли многие. Но не падайте духом, не думайте о поражении, — хуже быть рабом. Может, наши правители поймут наконец, что несправедливость позорит страну. Доводя индейскую общину до гибели, они оправдываются тем, что якобы стремятся пробудить в индейцах чувство собственности. И при этом начинают с того, что лишают индейца единственной собственности — земли. Постоим за свою жизнь, общинники. Постоим за нашу землю!

В сплошном гуле голосов можно было различить: «За землю!», «Постоим!». Надсмотрщики быстро приблизились к Бенито Кастро, и тот, кто казался старшим, заговорил:

— Слушай, мы едем обратно. Дон Флоренсио велел нам биться против дона Аменабара, а не поднимать мятеж. Отдай нам наши двадцать ружей…

Ничего не ответив, Бенито одним рывком выхватил у него винтовку. На остальных набросились общинники — женщины и мужчины, стоявшие вокруг. Раздался выстрел, какая-то женщина вскрикнула, по надсмотрщиков повалили на землю, разоружили и связали после недолгой потасовки. Весь народ понял, что нашел в Бенито сметливого и решительного вожака, и радостно приветствовал его. Женщина была ранена в руку, и родные отвели ее домой, чтобы унять кровь. Бенито тут же раздал винтовки и лошадей тем, кто связал надсмотрщиков, и приказал: