В большом чуждом мире - [150]

— Прекрасно, отнеси ему эту бутылку. А если он что-нибудь заметит, пусть сразу зажжет огонь и пошлет мне сказать.

— Ладно.

Бенито входит в дом, зажигает спичку, возвращается и говорит:

— Три часа…

Ночь все еще черна и тиха. Люди и звуки тонут в необъятной громаде мрака.

По обходной дороге через пуну гуськом идут в сторону Умая десять общинников. Стук сандалий служит им ориентиром. Они скажут индейцам-колонам, что надо восстать, что пришла пора. А по главной дороге движется большой конный отряд. Доехав до развилки, лейтенант Сепеда, взглянув на часы со светящимся циферблатом, говорит старшему надсмотрщику Карпио:

— Три часа. Вы со своими людьми отправляйтесь к селению и поднимитесь по тропе на склон Руми. Мы поедем через каньон Вершины, дон Альваро обеспечил мне проводника. В шесть часов утра, самое позднее, надо будет подойти к плато, чтобы на полном скаку ворваться в деревню.

— Да, дон Альваро сказал, что надо взять их наскоком…

— Правильно. Не думаю, чтобы нас ожидали на этом пути. Они, наверное, предполагают, что мы нападем на них в середине дня. Во всяком случае, будут охранять дорогу, которая проходит по склону Вершины… Ну, желаю удачи.

— Желаю удачи…

Стук копыт раздваивается, а над ниточкой следов сгустилась высокая, необъятная и черная тишина. Валенсио — на своем передовом посту. Он улавливает лишь ворчание ветра среди скал, но ждет других звуков. Вот он что-то различил и бежит к Порфирио Медрано.

— Порфирио! Там лошади…

— Идут?

— Будто бы так. Подержи-ка пончо…

— На таком холоде снимаешь?

— Светлые полосы увидят. Пойду вперед…

Валенсио оставляет пончо и соломенную шляпу, берет ружье. Его загорелое тело не видно во мраке. Босые ноги ступают бесшумно. Ветер пронизывает до костей, но Валенсио ничего не чувствует.

Порфирио Медрано передает весть Амбросио Луме, и тот велит своему помощнику оповестить всех, кто в ущелье, а потом Антонио Уильку. Все берут ружья наизготовку. Время в ожидании ползет черепахой. Через час возвращается Валенсио. Он не знает, сколько точно, но едет много людей. Как он ни подбирался к ним, различить всю цепочку не смог. Их ведет индеец, и они направляются к ущелью. Амбросио посылает сообщить Бенито Кастро; мрак начинает редеть, когда Бенито подходит со своей группой. Между тем Валенсио успел еще раз все разведать. Да, приближаются и скоро обогнут склон горы. Бенито Кастро отдает приказания, и тридцать человек прячутся в ущелье, оставив свободный проход. Наконец появляются жандармы, и в молочном свете утра видно, что они, придерживая коней, двигаются за пешим проводником. Вдруг проводник останавливается и кричит. Жандармы бросаются на землю, и в ту же секунду общинники открывают огонь. Лошади в ужасе разбегаются. Завязывается упорный бой. Эхо мечется в ущелье и сливается в непрерывный гул. В розовом сиянии является день, и жестокое сражение принимает оборот, пугающий Бенито. Жандармов много, их огонь не слабеет. Бенито трудно подсчитать убитых, почти никого не видно за травой. Две корикинги с громким писком летают над ущельем. Пока в глубине каньона гремит перестрелка, в жандармов с глухим треском летят камни. Они описывают в воздухе черную дугу и обрушиваются прямо на людей. Наверху, над краем ущелья, вырисовываются силуэты тех, кто стреляет из пращи. Жандармы пытаются спастись бегством. Но голос лейтенанта останавливает их, и, прячась за уступами, они стреляют, падают и снова бегут. На месте остаются шесть убитых. Кажется, один не смог бежать и застрелился. Но и общинники понесли потери. Обходя фронт, они обнаруживают за камнем недвижного Порфирио Медрано, обхватившего свое старое ружье, и дальше, в углублении, юного Фиделя Васкеса, скорбно сжавшего губы. Бенито Кастро приказывает пращникам захоронить жандармов в одной могиле, а Доротео Киспе с восемью общинниками — верхом преследовать бежавших. Сам он и еще четверо отнесут погибших товарищей в селение. Амбросио и остальные останутся на местах. Солнце заглядывает в ущелье, и свет его ложится на сталь, на обнаженное тело Валенсио, на свежую кровь.

По склону Руми так быстро, как позволяет крутая и узкая тропинка, поднимаются надсмотрщики. Они хотят к шести попасть на плато, а уже светает, и в долине запел единственный петух. Кони тяжко сопят, люди пришпоривают их, нетерпеливо оглядывая склон. Первый слышит раскаты ружейной пальбы и кричит остальным. Теперь слышат уже все и не знают, возвращаться им или идти вперед. Но неожиданный грохот выводит их из сомнения. Огромные камни катятся вниз по склону, подпрыгивая в слепой ярости. Лошади шарахаются, сбиваются с тропы, падают. Некоторые несутся дальше, но камни катятся прямо на них, беспорядочно скачут, словно град. Один сбивает всадника, другой только лошадь — всадник успел спрыгнуть и спрятаться. Валуны разгоняются на спуске и, неудержимые и смертоносные, падают, увлекая за собой другие, сметают кусты, вздымают пыль. Кондоруми удается столкнуть огромный камень, и тот грохочет и скрежещет, несясь вниз, к селению. В своей бешеной скачке он, как щепку, смахивает лошадь с откоса, обдает смертельным вихрем человека, бегущего к утесу, метеором скатывается по бывшему пшеничному полю и словно хочет остановиться, но потом снова набирает силу на крутизне, врезается в дом, расшибает его и скрывается в облаке пыли. Немногие конные надсмотрщики достигают равнины и могут скакать через поле, спасаясь от дикого обвала; другие убиты или попрятались за выступами скал. Лошадей уцелело больше. Оставшиеся в живых люди мало-помалу рассеиваются, перебегая от куста к кусту. К середине дня все они выбрались из опасной зоны. Черная стая стервятников парит над горой.