В большом чуждом мире - [144]
Когда Бенито обедал у очага вместе с Себастьяном Помой, юным Росендо, его младшими братьями и Хуаначей, которая подавала им еду в больших мисках, пришла Каше с матерью. У них было письмо. Мать сказала, что дочка вот уже несколько лет ходит в город справляться на почте, нет ли ей письма от мужа, Адриана Сантоса. В конце концов письмо пришло. Не смея открыть его сама, она принесла письмо к общинникам. Один из них с большими предосторожностями вскрыл конверт кончиком мачете, вынул открытку, завернутую в бумагу, и сказал, что открытка красивая, а бумага эта — кусок газеты, чтобы она не помялась, но не письмо, потому что письма пишутся от руки. Того же мнения были и остальные общинники. В то время никто не собирался в город, чтобы показать письмо Корреа Сабале, а священник появлялся в Янаньяуи только на праздники, так что они просят Бенито просветить их. Мать объяснила все с большой обстоятельностью и вручила конверт, добавив:
— Мы все уложили точно так, как было…
Бенито осмотрел с обеих сторон открытку и затем развернул бумагу.
— Это письмо, написанное на машинке. Есть такие машинки, пишущие…
Каше расплылась в радостной улыбке.
— «Трухильо, 27 августа 1925 года, — внятно читал Бенито. — Дорогая Касимира Лума, это письмо пишет для меня дон Хулио, который работает у нас, на канализации. Чтобы ты знала, что такое канализация, я тебе скажу: это такие канавы, куда кладут трубы, и по этим трубам должна идти грязная вода. Трухильо — большой город, никогда раньше я не видел такого большого города. Я работаю землекопом, рою канавы. Нас много на этой работе, и мы получаем один соль восемьдесят сентаво в день. Труд нелегкий, но и заработок приличный. Дон Хулио хотел писать на свой манер, как говорят сеньоры, но я ему велю все записывать, как я говорю, чтобы ты могла меня понять. Кормит нас одна сеньора по имени Николаса, берет немного, а дает фасоль, которую здесь все едят, рис и кусок мяса. Я накопил сорок солей, и было бы больше, если бы мой друг Пабло мне не сказал: «Пойдем в кино». Мы пошли, и я заплатил тридцать сентаво, как и он, за вход в задние ряды. На белом полотнище стали показывать фигуры, и это называется «картина». Люди куда-то идут, иногда дают друг другу пинка, а то скачут на конях и стреляют. Вот ловкачи! Но никто не ездит без седла и почти что голый, как Валенсио. Мне эта картина в общем понравилась, но я подумал про себя: а что же Каше? Надо вернуться с денежками, пока все не растратил. И я больше в кино не пойду, хотя Пабло говорит, что есть другие картины, очень хорошие. Работы здесь кончатся через две недели, и я поеду рубить сахарный тростник, чтобы там что-нибудь заработать, и потом вернусь. На днях мне понравилось зеркальце с каемкой, она совсем как серебряная, и я купил его за один соль, пусть пока лежит, привезу в подарок. Дома я оставил свое кожаное лассо с хорошим кольцом, оно висит на гвозде за дверью. Попроси отца или кого другого размотать его и смазать жиром, а то кожа затвердеет и испортится. Я хочу сохранить это лассо — мне его дал тайта Росендо, когда позволил в первый раз гнать скот в Норпу. Свой барабан я тоже оставил и думаю вот, как он там? Лучше отдай его тому, кто умеет играть, послушаешь и меня вспомнишь. Я тебе больше ничего сказать не могу, днем я на работе, а как иду домой, тут и думаю про общину. Припоминаю, как я расседлывал коня, и от чепрака несло потом, и овцы заходили в загон одна за одной, и у пруда в Янаньяуи так красиво. Ночью я сильно скучаю по тебе, но на все говорю одно: вернусь, мужчина должен иметь терпение. А пока надо работать больше. Так что ты знаешь, что я еду рубить сахарный тростник. Начну с мачетеро, но говорят, что можно подняться до перевозчика или помощника на сахарном заводе и получать два соля в день… Не плачь, Касимира, я вернусь. Привет всем. Пишет тебе твой муж, который тебя любит и по тебе скучает. Адриан Сантос».
Бенито рассмотрел штемпель:
— Это письмо сдали уже больше года назад. Может быть, его не сразу отправили или на почте задержалось…
— Конечно, он вернется, — обнадежилась Каше, которая, несмотря на совет мужа, немного прослезилась.
— Да, — согласился Бенито, не желая ее опечаливать, — и как только узнаете что-нибудь о нем, велите ему приезжать. Все мы из этой общины, и надо нам работать на нее.
Обе женщины долго благодарили, и мать, уходя, радовалась, что вот и в общине теперь кто-то умеет читать.
Бенито сообщил алькальду, что намерен поехать в город к Корреа Сабале. Он мог это сделать и так, но сказал Яку, чтобы тот не подумал, будто он вмешивается в его дела. Яку одобрил. «Ну и счастливая у меня рука!»— бормотал Бенито, выходя из конторы адвоката.
Домой он добрался до темноты. Стремительный топот Добровольца привлекал всеобщее внимание, белый конь летел точно облако.
— Община победила! Община победила! — кричал всадник, скача вдоль домов.
Он резко остановил коня возле жилища Клементе и вошел к нему. Доброволец хрипло дышал, изо рта у него валил горячий пар. Общинники столпились перед дверью, и тогда Клементе сказал:
— Выйди и сообщи им, в чем дело…
Бенито Кастро вышел, и его встретили радостные крики. Сняв шляпу, он громко объявил:
Романы Сиро Алегрии приобрели популярность не только в силу их значительных литературных достоинств. В «Золотой змее» и особенно в «Голодных собаках» предельно четкое выражение получили тенденции индихенизма, идейного течения, зародившегося в Латинской Америке в конце XIX века. Слово «инди́хена» (буквально: туземец) носило уничижительный оттенок, хотя почти во всех странах Латинской Америки эти «туземцы» составляли значительную, а порой и подавляющую часть населения. Писатели, которые отстаивали права коренных обитателей Нового Света на земли их предков и боролись за возрождение самобытных и древних культур Южной Америки, именно поэтому окрестили себя индихенистами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.