В большом чуждом мире - [136]
Много ли, мало ли дней прошло, в одну прекрасную лунную ночь встретил лис кролика у колодца. Кролик там пил воду. «Ага! — обрадовался лис. — Теперь ты попался. Уж больше меня не обманешь. Я тебя съем…» А кролик отвечает: «Так и быть, только помоги мне сначала достать сыр, который лежит на дне. Я уж тут пью, пью и никак не могу выпить всю воду». Лис посмотрел и забеспокоился: «Какой хороший сыр!» И принялся пить. Кролик только вид делал, что пьет, а лис глотал воду вовсю, пил, пока брюхо не раздулось до самой земли. Кролик его спрашивает: «Двигаться можешь?» Лис попробовал и видит, что не получается. «Нет», — говорит. Кролик и убежал. Наутро луна зашла, и лис понял, что никакого сыра не было, и еще больше рассердился на кролика.
Много ли, мало ли дней прошло, и вот лис увидел кролика, который смотрел на летящего кондора. «Ну, теперь уж я тебя съем». А кролик ему в ответ: «Ладно, только подожди, пока кондор меня летать научит». Лис загляделся на кондора и позавидовал: «Как это он красиво! Мне бы тоже хотелось полетать!» Кролик крикнул: «Эй, кондор, друг кондор!» Кондор спустился, и кролик разъяснил ему, что лису хочется полетать, и подмигнул при этом. Тогда кондор приказал: «Принесите мне два крыла». Принесли два крыла, две большие половинки тыквы, и кондор с кроликом пришили их лису, а потом кондор велел лису сесть ему на спину. Лис взобрался, кондор взлетел, и, чем выше они поднимались, тем лису становилось страшнее, и он все спрашивал: «Мне уже лететь?» А кондор ему отвечал: «Подожди немного, повыше поднимемся». Так они поднимались, пока не оказались выше самой высокой горы. Тогда кондор сказал: «Лети». Лис бросился, а лететь не может, кувыркается в воздухе. Кролик и кричит ему: «Крыльями махай! Крыльями махай!» Лис стал махать крыльями, а они стучат друг о друга: тук да тук, тук да тук, и больше ничего. «Крыльями махай!» — все кричит кролик. В конце концов лис упал прямо носом на дерево, потому и остался жив, хотя сильно исцарапался. На дереве он увидел гнездо с птенцами и решил: «Я их съем». Прилетел дрозд и стал умолять его: «Не убивай их! Это мои детки! Проси у меня, что хочешь, только их не убивай». Тогда лис попросил снять с него крылья и научить свистеть. Дрозд крылья снял, а насчет свиста посоветовал: «Тебе бы пойти к сапожнику, он зашьет тебе рот и оставит маленькую щелочку. Принеси ему что-нибудь за это в награду. Тогда я тебя научу…» Лис спустился с дерева и на лугу нашел куропатку с выводком. Схватил двух птенцов и пошел в деревню. Сапожник, который жил у околицы, принял плату и дело сделал, дрозд тоже все исполнил, что обещал. Вот лис живет, посвистывает и очень этим гордится. Про кролика он и думать забыл, потому что счастливым не до мести. Питался лис медом из сот. А кролик увидел его и говорит: «Ну, теперь он посвистывает, с зашитым-то ртом где ему меня съесть!» Однако хорошее не длится вечно. Куропатка возненавидела лиса и отомстила ему за своих бедных птенчиков. А дело вот как было. Шел лис по дороге, свистел: «Фюить, фыо, фью…» — и радовался жизни. Вдруг куропатка откуда ни возьмись запищала у самых его ушей: «Пи, пи, пи, пи, пи!..» Лис перепугался, разинул пасть: трах! Шов и разошелся. Теперь он уже не мог свистеть и сразу вспомнил, что надо съесть кролика.
Много ли, мало ли дней прошло, встретил он кролика у скалы. А тот, завидев врага, сделал вид, будто подпирает скалу, чтобы она его не раздавила. «Ну, теперь ты не спасешься», — сказал лис. «И ты не спасешься, — ответил кролик. — Скала рухнет и задавит нас обоих». Лис подскочил к скале и тоже стал ее поддерживать. «Тяжелая», — говорит и еле дышит. «Да, — говорит кролик, — боюсь, скоро мы ослабнем, и она нас раздавит». А рядом лежали бревна. «Потерпи-ка, я схожу принесу одно». — «Ладно», — согласился лис. Кролик ушел, нет его и нет. Лис весь измучился, скалу держал-держал и решил отпустить. Отпрыгнул подальше, а она стоит. Тут он понял, что его еще раз обманули, и сказал: «Ну, уж в другой раз не дам себя провести».
Много ли, мало ли дней прошло, никак лис не мог изловить кролика, тот был настороже. Тогда лис решил схватить врага в его собственном доме. Расспрашивал он, разведывал и наконец добрался до кроличьего жилища. А домик этот был плетеный из хвороста. Хозяин в тот час толок перец в каменной ступке. «Ага, — говорит лис, — перец мне пригодится, вкуснее будешь!» Кролик и отвечает: «Я перец толку потому, что ко мне придут певцы и плясуны, и надо будет их угостить. Если ты меня съешь, они огорчатся и не захотят ни плясать, ни петь. Лучше помоги мне». Лис согласился: «Помогу, плясунов посмотрю, а потом съем». И начал толочь. А кролик вытащил головню из очага и подпалил дом. Хворост, как известно, горит с большим треском. Лис спросил, что там за шум, а кролик объясняет: «Это плясуны хлопают бичами и пускают шутихи». Лис все толчет и толчет. Кролик и говорит: «Подброшу-ка я соли в перец». Взял он вместо того горсточку перца и швырнул лису в глаза. Пока лис ничего не видел, кролик и убежал. Огонь разгорелся, и лис, пока тыкался туда-сюда, всю шкуру опалил, несколько дней мучался, и глаза горели от перца. Потом оправился и сказал: «Найду его и съем на месте». Искал он кролика, искал, и наконец удалось ему на него наткнуться. Кролик лежал посреди луга и загорал на солнышке. Заметил он лиса, да бежать уже поздно, и остался лежать, а лис подумал, что кролик спит. «Ах ты мой кроличек! — говорит. — Сейчас-то уж я тебя съем. У кого есть враг, тому спать не след». Тут кролик возьми и пукни. Лис понюхал и разочаровался: «Да он скверно пахнет! Не иначе как давно умер!» И ушел. А кролик зажил счастливо и спокойно. Выстроил себе новую хижину и без страха гулял по лесам и полям.
Романы Сиро Алегрии приобрели популярность не только в силу их значительных литературных достоинств. В «Золотой змее» и особенно в «Голодных собаках» предельно четкое выражение получили тенденции индихенизма, идейного течения, зародившегося в Латинской Америке в конце XIX века. Слово «инди́хена» (буквально: туземец) носило уничижительный оттенок, хотя почти во всех странах Латинской Америки эти «туземцы» составляли значительную, а порой и подавляющую часть населения. Писатели, которые отстаивали права коренных обитателей Нового Света на земли их предков и боролись за возрождение самобытных и древних культур Южной Америки, именно поэтому окрестили себя индихенистами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.