— Я думаю, что наш отряд обязательно поможет и возьмёт шефство над экскаваторщиком товарищем Банкиным…
— Во-первых, не экскаваторщиком, а бульдозеристом! — громко сказал Соколов.
— А ты не перебивай! Когда тебе дадут слово…
— А я и не перебиваю. Я уточняю! — Дима встал. — И ещё я хочу спросить. Почему, когда надо кого-нибудь выловить, ЧОН берёт такие дела себе? А когда надо просто помочь, ЧОН отдаёт простым пионерам?
Шестой «В» ответил тем гудением, каким пчёлы встретили однажды нерасчётливого Винни-Пуха. И этим Винни-Пухом был Аркадий Моряков… Только Люда Коровина стояла на своём:
— Что ж ты? Помогать, значит, не думаешь?
Они всегда были с Соколовым в натянутых отношениях.
— Помогать я думаю. А всё-таки это неправильно!
— Дима! Ну о чём ты сейчас… — укоризненно начала Тамара Густавовна.
— Почему ж, вопрос правильный, — спокойно перебил её Аркадий Моряков. — Во-первых, когда мы кого-нибудь… — он взглянул на Диму, — «ловим», это для нас работа, а не игра. Во-вторых, мы делаем всё подряд, любое, что сейчас важнее. В-третьих, и это естественно, мы не можем доверить борьбу с хулиганами неподготовленным ребятам. Тебе, например.
— Может, я подготовленней вас.
— Не уверен!.. И в-четвёртых: мы, штаб, и не собирались просить заниматься этим делом весь ваш класс — у многих своей работы хватает. И мы вовсе не хотим, чтоб она из-за нас страдала. Здесь нужны человек шесть-семь, не больше. Но таких, кто действительно может и хочет. Понимаете, это всё абсолютно добровольно.
— Мы двое обязательно пойдём! — громко сказал Стаин и смутился: — Оленина Марина и я.
— Стаин Гена, тогда выходи к доске и пиши, — сказала Коровина. — И меня ещё прибавь.
— Ты и так председатель! — крикнул Соколов. — А сказали: кто не занят.
— Ничего, я не белоручка.
— Не в белоручках дело. А просто, как что-нибудь новенькое, сразу Коровина тут как тут, чтоб прославиться.
— А тебе не стыдно, Соколов? — Люда покраснела.
Генка, который сам недолюбливал Соколова, вывел на доске фамилию Коровиной, и вопрос таким образом был решён.
Кроме этих троих, в тимуровскую группу записалась ещё Таня Полозова — очень спокойная и хорошая девочка. Училась, правда, ни шатко ни валко, но это в данном случае… Ещё Серёжа Петров — личность абсолютно бесцветная, то есть никак себя не проявляющая. Зачем он только записался?
— Для балласту! — тут же нашёлся Князь. — Эй! Постой, Семья. Меня тоже напиши. Номер шестой — Леонид Шуйский.
Паша Осалин (фамилия которого, естественно, давно уже была переделана в «Ослин»), известный чемпион второгодников, улыбнулся:
— Во законно получилось: Олень да Семья, Корова да Петру ха, Полозка да Князь — как раз трое на трое!
Класс расхохотался: ведь действительно выходило — три девчонки, три мальчишки! Черта под списком, таким образом, была подведена.
— А можно ещё одного человека? — вся красная, встала Нелька Жужина. Отвела набок чёлку.
— Кого это?
— Говорили же, что можно семь…
— Кого предлагаешь-то?
— Меня…
— Вот Жужелица непонятная! — покачал головой Князь. — Сиди уж ты, не рыпайся!
— А что такое? — спросил Аркадий Моряков.
— Колышница!
Аркадий промолчал.
Потом все ушли. Они остались вшестером, и ещё Аркадий.
— Теперь надо о командире подумать, — сказал он.
— Среди нас вообще-то председатель совета отряда. — Петров показал на Коровину. Он всегда старался держаться поближе к тому, кто сейчас сильней или главней.
Люда скромно опустила глаза.
— В принципе это не имеет значения, — сказал Аркадий.
Наступило то, что называется неловкая пауза…
Ну, а кого им было ещё выбирать? Стаин — полуновичок, Маринка — принцесса, Петров — медуза, Шуйский — слишком остряк, Полозова… никогда в жизни никаких должностей она не занимала. Вроде была только раз санитаркой в классе примерно втором.
Ну и вот. Кто остаётся? Одна Коровина Людка. Всё-таки признанный вожак.
Аркадий дал им устную инструкцию и ушёл. Была эта инструкция весьма краткой: познакомьтесь, осмотритесь, много не спрашивайте. А то обычно неопытные тимуровцы начинают: мол, что вам нужно да чем вам помочь, а люди этого не любят, тем более он мужчина. Старайтесь сами всё примечать и делать без лишних разговоров. Держитесь повеселей и поспокойней, через недельку приходите в штаб — доложите.
В тот же день они отправились к больному строителю. Потолклись перед дверью, пообзывали друг друга трусами, наконец позвонили.
Долго дверь оставалась закрытой, Семьянин уже потянулся звонить ещё раз, да вовремя посмотрел на Маринку, опустил руку. И правильно! Дверь вдруг открылась… Перед ними стоял человек в самой простой домашней одежде, с распахнутым воротом рубахи. Голова кудлатая, лоб упрямый, туго обтянутый смуглой кожей, глаза совсем не грустные, плечи широкие и вся фигура крепкая. Только не стоял он, а как бы висел между двумя больничными костылями.
— Здравствуйте! — сказал он. — Значит, это вы и будете?
Оказывается, ему обо всём уже сообщили из штаба. Ну и тем лучше!
Он разговаривал с ними как ни в чём не бывало. Шутил, улыбался, что вот каких красавиц к нему прислали. Но почему-то глядел при этом больше на Таню Полозову, а не на Маринку. Потом пришла его мама — такая ещё не очень старенькая старушка. Стали пить чай, и было непонятно, кто здесь тимуровцы и за кем надо ухаживать. Шуйский по этому поводу потом, естественно, острил, словно бы он был тут ни при чём. Но через дня три всё образовалось. Они уже знали, что нужно делать, где авоськи, а где посуда, без спросу брали веник… И только в одном деле ничем не могли они помочь этому хорошему человеку — Петру Петровичу Банкину: они не могли его вылечить!
