Узор на снегу - [37]

— Ты, конечно, сказала «да»?

Розовые щеки стали пунцовыми.

— Да. Это мое самое первое свидание, Лилиан, и…

— И тебе снова нечего надеть! — Она едва не рассмеялась, неожиданно поняв, что свет не сошелся клином на отце этого милого ребенка. — В таком случае нам нужно объединить усилия и что-нибудь подыскать тебе.

— Вы сделаете это?

— Да, если будешь так любезна, что подскажешь мне, каким лыжным маршрутом отправиться сегодня.

— Я сделаю лучше, — воскликнула Стефани. — Я нарисую вам план! Мой любимый тот, с которым отдыхающие предпочитают не связываться: в начале он кажется довольно сложным, и, чтобы пройти его весь, нужно потратить полдня. Зато на вершине есть хижина и оттуда открывается самый лучший в мире вид. Я убегаю туда, когда мне хочется от всех спрятаться. Там по-настоящему спокойно и всегда есть шоколад, и печенье, и много другого в корзинке. Это как раз то, что надо, чтобы отдохнуть перед спуском обратно в долину.

Стеф не преувеличила, подумала Лилиан пару часов спустя. Вид с маленькой площадки у хижины стоил каждой тяжелой минуты, потраченной на то, чтобы добраться туда. Деревья ниже по склону казались заснеженными игрушками, кобальтовое небо — огромным перевернутым котлом, подвешенным над острыми горными вершинами, конца-краю которым не было видно. Каким же мужеством должен был обладать человек, решившийся освоить этот дикий край!

Что там сказал Тимоти в ответ на ее жалобы в день приезда? Что на территории Аляски поместилось бы больше тридцати Швейцарий? Что ж, глядя на открывающуюся перспективу, Лилиан верила в это без труда. Величественная безмятежность картины была словно бальзам для ее души. И если бы она не договорилась со Стефани встретиться в своем номере около пяти часов, то с радостью впитывала бы эту умиротворяющую тишину до сумерек, а потом свернулась бы калачиком на одной из двух походных кроватей в хижине и провела ночь в компании дровяной печи и хранящихся здесь на случай непредвиденных обстоятельств спальных мешков.

Но обещание есть обещание, особенно данное ребенку, и нельзя его нарушать только потому, что какой-то мужчина перевернул твою жизнь вверх ногами. Она вздохнула и, бросив последний взгляд на окружающее ее великолепие, двинулась по петляющей лыжне, которая, судя по плану, должна была вывести ее к месту в полутора милях от курорта.

Обратное путешествие было намного легче, и Лилиан спустилась в долину, когда солнце склонялось к горизонту над озером, окрашивая лед в удивительный оранжево-розовый цвет. Домики и деревья отбрасывали почти черные тени.

Если бы она не была так заворожена этой почти нереальной цветовой гаммой, то наверняка уделила бы больше внимания дороге впереди и заметила бы Тима, бросившегося ей навстречу. Из-за того что огненный шар солнца слегка слепил ее, Лилиан не могла разобрать выражения его лица. Но нужно было быть еще и глухой, чтобы не услышать негодования в голосе Тима, когда он буквально зарычал на нее, как дикий пес перед атакой:

— Этим вы хотели преподать мне урок, Лилиан?

Учитывая их последнюю встречу, она сочла этот тон непростительным.

— Не кричите на меня так, — сказала она, причем и ее голос звучал как тявканье огрызающегося пуделя, — я к этому не привыкла!

— А я не привык к безрассудному поведению, какое вы продемонстрировали сегодня днем! — заявил он, нимало не умерив свой пыл. — О чем, черт возьми, вы думали, когда вас одну понесло в место, которого вы совсем не знаете? Ну? — Тим навис над ней — высокая, угрожающая фигура в беспросветно черной одежде. — Вы действительно такая безмозглая, какой кажетесь, или это была намеренная попытка заставить меня страдать в отместку за прошлую ночь?

9

Лилиан воткнула палки в снег и с подчеркнутым равнодушием произнесла:

— Хотите верьте, хотите нет, Тимоти, но мысль о вас даже не пришла мне в голову. Я хотела исследовать новый прогулочный маршрут и прекрасно проводила за этим занятием день… до сего момента.

Конечно, это было не совсем так. Как она ни пыталась забыть Тима, мысли о нем слишком часто приходили ей на ум, но Лилиан не собиралась в этом признаваться. Если уж она не может контролировать свои чувства, нужно хотя бы придерживать язык.

— Вам следовало кого-нибудь предупредить, — выпалил он. — Как гость этого курорта, вы обязаны сообщать, куда направляетесь и когда намерены вернуться.

— Не говорите со мной таким тоном, — в свою очередь огрызнулась Лилиан. — Я взрослая, а не ребенок. И, если уж на то пошло, то Стефани знала, куда я направилась и когда собиралась вернуться.

— Стефани ребенок, и вы не имели права взваливать на нее ответственность за ваше благополучие.

— И вы смеете говорить об ответственности, Тимоти? Вы, который набросился на меня прошлой ночью и только после того, как сделал свое дело, удосужился спросить, не забеременею ли я случайно после этого?

Лилиан не думала, что Тим умеет краснеть, но после этих слов загорелая кожа на его скулах еще больше потемнела. Он начал было говорить, потом передумал и, издав короткий резкий вздох, отвернулся и принялся изучать вершины гор, маячившие за озером.

Она видела смену противоречивых выражений на его лице — виноватое, сердитое, сожалеющее, — но была еще слишком обижена, чтобы испытывать сочувствие к нему. И все же Лилиан не отличалась злопамятностью. Как это ни было больно, она понимала, что Тим не хотел унизить ее непроизвольным упоминанием имени умершей жены, и что-то в ней стремилось сейчас пойти ему навстречу и простить оговорку.