Узник гатчинского сфинкса - [25]

— Вот как! Так, значит, вы и теперь числитесь на службе Венского двора?

— В том-то все и дело. Я вам скажу более: его величество назначил мне пожизненную пенсию в тысячу гульденов!

— Ну, господин Коцебу, это многое меняет. — Теперь уже губернатор с недоумением развел руками.

— И главное, ваше превосходительство, — звание драматического писателя меня ни к чему не обязывает: я могу проживать где пожелаю и время от времени, по своему усмотрению, посылать в Вену свои пиесы. Только и всего.

— Отлично, господин Коцебу, отлично!

— О том, что это так, как я вам рассказал, у меня имеются документы.

— То есть… как это понимать?

— В прямом смысле: указ императора за его подписью и письмо государственного министра графа Коллоредо.

К тому же, бог надоумил меня, прежде чем покинуть Вену, испросить в полиции особое удостоверение о моей благонадежности, верности монархическому правлению и хорошем поведении.

— И что же, получили такое удостоверение?

— Разумеется, подлинное свидетельств министра полиции графа Соро и официальную бумагу советника Шиллинга. Все эти документы также опечатаны.

— Вы весьма предусмотрительны, господин Коцебу.

— Полагаю, что кашу маслом не испортишь.

— Но не показалось ли кое-кому столь очевидная предусмотрительность… подозрительной?

— Я знал куда еду…

— Однако!.. — Губернатор встал и хлопнул в ладони. Он уже более не дипломатничал и не скрывал своего любопытства. С едва заметной улыбкой, если не сказать с иронией, он взирал на этого странного заморского арестанта, и решительно, пожалуй, первый раз за все годы управления Западной Сибирью, не смог определиться по отношению к своему подопечному.

— Господин Коцебу, маленький вопрос, совсем малюсенький, можно сказать — пустячный… Вот вы давеча сказали, что о поездке в Россию и не помышляли, а потом говорите, что еще год назад, при увольнении от должности, постарались обзавестись разными оправдательными на свой счет бумагами, ибо «знаете куда едете»… Выходит, что поездка сия была решена не сразу, не вдруг, не спонтанно, как вы хотите теперь уверить меня, а рассчитана, и рассчитана давно. Как вы объясните это противоречие?

— Простите, что-то душно…

— Позвольте вашу чашку, господин Коцебу.

Они свободно сидели в мягких кожаных креслах за белым ломберным столиком, откинувшись на высокие, как трон, крутые спинки, поверх коих возвышались барочные фронтоны с барельефами экзотических растений. Они сидели и мирно беседовали, будто после долгой разлуки два старинных друга, и не спеша отпивали небольшими глотками холодный, терпкий, с пикантной горчинкой ячменный напиток, сваренный сиятельным пивоваром, хозяином обширнейших диких и холодных земель с их многочисленными и столь же дикими народами. Наверное, так показалось бы со стороны, если бы ненароком нам удалось заглянуть в губернаторскую беседку. На самом же деле…

— Ваше превосходительство, вы меня в чем-то подозреваете?.. — Коцебу осторожно двумя руками поставил на столик чашку, с трудом вытянул из сюртучного кармана носовой платок в обширную клетку и приложил его к горячему, исходившему потом лицу. Причем руки у него при этом дрожали, он пытался унять их, и то судорожно комкал в ладонях платок, то резко опускал кулаки на колени, то схватывал и тут же снова ставил на столик свою чашку — ничто не помогало. Он не хотел, чтобы это заметил губернатор. Не хотел, потому что он ведь мог… двусмысленно истолковать эту дурацкую дрожь. А дрожь была именно дурацкая, от нервов, он знал за собою этот феномен, но как объяснишь? А главное, как этому поверить? Наконец, он справился с собою, засунул ладошки меж колен и поднял глаза на своего собеседника. Губернатор сидел, откинув правую руку с бокалом на подлокотнике кресла с львиной головою, а пальцами левой выбивал по другому подлокотнику какой-то марш. Он смотрел на Коцебу и улыбался. Не то, чтобы так уж явно смеялся, нет, совсем нет, а так, чуть-чуть, может быть, даже едва-едва, губы его были растянуты, а скорее всего, даже вовсе и не губы, а глаза, серые, с прищуром, вот они-то…

— Акризия или ирритация — эскулапы спорят. А мне-то что от того? И потому, когда я согласился на Пирмонтские воды, я им не верил! Не верил — и все тут! Но факт, факт, вон он, налицо! — и Коцебу выхватил из-под колен руки свои, протянул их губернатору. Руки не дрожали. — Простите, господин губернатор! — упавшим голосом проговорил Коцебу. Кажется, он был чем-то озадачен и растерян, как будто его кто-то обманул.

Губернатор мягко, даже с каким-то молодецким изяществом встал с кресла и несколько раз прошелся по беседке.

— Вы не волнуйтесь. Что касается вас, то в мою юрисдикцию дознание не входит. Как я вам уже изволил говорить, вы поручаетесь моему надзору. Ни больше, ни меньше… Но мы же с вами ищем причину вашего ареста…

— Да, да! Благодарю вас, благодарю. Вы вот говорите… что я осмотрителен, заранее документами запасся, себя обезопасил. Все так, ваше превосходительство. Так. И я вам признаюсь, что действительно делал это намеренно, но без какой-то специальной цели. Просто я был уверен, что когда-нибудь все это мне сгодится. Что поделаешь — опыт!..