Узник Двенадцати провинций - [57]

Однажды утром девица открыла дверь, по своему обыкновению хихикая, но не одна, а с пибилом. Надо сказать, что Даер имел особое влияние на недалеких умом: казалось, он указывал ей путь по комнате с высоты ее чепца. Он раскланялся, приветственно поворковал фальцетом, запрокинув головку, и прыгнул ко мне на плечо, обдав лицо своим зловонным дыханием. Не знаю, где он был все это время, но кто-то явно снабжал его можжевеловой, а судя по тому, как он привязался к новой подруге, она, вероятно, имела доступ к запасам хозяина. Покончив с приветствиями, он обследовал мою спину осторожными касаниями. Его диагноз на кухонной латыни гласил, что лопатка задета, но цела, рана nondum gravissima[6], пуля – из карабина, уточнил он, диаметром меньше пуль из мушкета, – очевидно, была на излете и, заторможенная котомкой и находящимися в ней pagina d’al atlas anatomica merveillossa[7], вошла между двумя ребрами и лопаткой, откуда извлечь ее невозможно. Осмотр донельзя впечатлил девицу, и она захихикала еще пуще, а Даер приосанился и присел в реверансе.

Дней через восемь или десять после ареста таможенники вернули мне одежду. Они получили приказ препроводить меня в Антвалс. Их отнюдь не радовала перспектива проделать такой долгий путь в трескучий мороз. Тот, что повыше, жалел, что не прикончил меня на месте. Вдобавок к собственному скарбу ему пришлось нести в своем вещмешке худо-бедно переплетенный анатомический атлас, годный, по его словам, разве что на растопку.

Для меня это тоже была не увеселительная прогулка. Обратный путь оказался куда тяжелее, хотя на сей раз шли мы днем и ночевали под крышей. Попробуйте сами бежать на коньках с веревкой на шее и простреленной спиной: каждый шаг выворачивал мне нутро. Рана моя загноилась. Жар усиливался к вечеру, и, когда мы добирались до стоянки, у меня подкашивались ноги. Я был кругом в долгах: все дорожные расходы записывались на мой счет, а два молодчика заказывали в тавернах разносолы и обжирались каждый вечер, что твои свиньи, щедро заливая трапезы спиртным, и Даер не отставал, только что не чокался за их здоровье, паршивец, будто уже забыл, что эти двое чуть не отправили меня на тот свет.

В Антвалсе в здании таможни меня встретил Йорн; лицо его отнюдь не выражало радости и еще больше вытянулось, когда я представил ему счет.

– Мало тебе было кашля, еще и горба на спине захотелось?

– Спроси своих дружков из таможни. Они подстрелили меня, как зайца.

– С уроками старого Абрахама и издержками на твое бегство ты прежде разоришь меня, чем хоть что-нибудь возместишь. Скажи-ка, почему бы мне не отправить тебя к позорному столбу?

– Не отправишь, потому что очень хочешь видеть меня доктором…

Йорн вздохнул. Вид у него был усталый.

– А ты не облегчаешь мне задачу. Как твоя рана на спине, лучше?

Я растерялся. Впервые он проявил заботу о моем здоровье.

– Я сам займусь твоими долгами, – продолжал он. – Ступай к старому Абрахаму. Он беспокоится.

– А если я откажусь?

– Гвен, не глупи.

Он затянулся трубкой и посмотрел на меня как-то странно.

– Не делай того, что я велю. Делай то, что должен.

И тут я рухнул, как подкошенный: слишком много сил мне стоил этот ужасный обратный путь.

Экзамен по медицине

Зима продолжалась еще три долгих месяца. Рана моя понемногу заживала, я ходил на уроки к старому Абрахаму и наведывался время от времени во Вшивую крепость. Бегство изрядно повысило мой престиж среди тряпичников, однако еще уронило меня в глазах черноволосой девушки, которая брезгливо морщилась, глядя на мою искривленную спину. Даже когда я смог наконец мало-мальски выпрямиться, она обращалась ко мне лишь изредка, без явного презрения, но и без следа приязни. И от этой подчеркнутой холодности мне было больнее, чем от пули в спине. Болели легкие при каждом вздохе, болело разбитое сердце, колотясь невпопад, и я уходил, держась за стены, из этой башни, где полновластно царила равнодушная красавица.

Деметриус Ван Хорн, этот надутый индюк, явился собственной персоной в один прекрасный весенний день, чтобы лично сообщить Йорну дату экзамена по медицине. Сдавать его должны были еще полтора десятка кандидатов со всей округи. Для меня это было, конечно, слишком рано. Но Абрахам Стернис, несомненно лучший преподаватель в городе и его окрестностях, счел, что я готов. У него еще никогда не было ученика с такой памятью, сообщил мне Йорн. Я действительно выучил наизусть львиную долю этих окаянных книг. Мне достаточно было прочесть текст один раз, чтобы запомнить практически всё. Я пополнил свой лексикон множеством ученых слов, знал три перечня диагнозов Сизифа Ираклионского, пять томов «Фармакопеи» Диогена Серапиуса, «Великую книгу простых истин» Катула Стоматолита, «Трактат о бубонах и пустулах» Никифора Гликомена и так далее… сказать по правде, все это было пустословие, опирающееся на фазы луны, частоту падающих звезд, положение коленной чашечки и цветовые нюансы белка глаза.

Но я был готов.

Йорн заказал для меня у портного для такого случая бархатный наряд глубокого черного цвета. Я сам пришил к нему потайной карман, чтобы посадить туда Даера. Было бы несправедливо не взять с собой его, сопровождавшего меня во всех моих странствиях по территории недужных тел. И потом, к стыду своему, я немного рассчитывал на его помощь, паче чаяния случится провал в памяти. Тряпичники же смастерили мне забавную круглую шапочку, отороченную мехом ласки, потому что эту зверушку они считали самым хитрым из всех земных созданий. Теперь я мог быть спокоен, потому что, как уточнил Дрис своим тонким голоском, мой мозг «под покровительством этого дивно изворотливого ума сумеет обойти расставленные экзаменаторами ловушки и одолеть все их каверзы». Остальные, выстроившись в ряд, серьезно кивали: так и есть. Бывают подарки, от которых не отказываются. Этот преподнесли мне друзья, принявшие меня как равного, – меня, голь перекатную из Бретани, вошку знахаря. Я пожал руку Дрису и от всего сердца поблагодарил его. Уходил я от них, как идут на войну, с прямой спиной, но грудь точил страх перед грядущим испытанием. Уже за дверью я услышал, как кто-то бежит следом, и чьи-то пальцы удержали меня за рукав. Я обернулся и оказался лицом к лицу с Саскией. Глядя на нее, я лишился дара речи. Она провела кончиками пальцев по моей щеке, потом взяла мое лицо в свои тонкие ладони и поцеловала меня в губы, выдохнув едва слышно: