Узлы на простыне - [29]

— Офис на дому, — снова присвистнул Макс.

Он уселся на диван и придвинул к себе ноут. Экран зажегся раскрытым документом.

— Деньги, деньги…  дебит с кредитом. Ну да, они ж бухгалтерию у дядьки ведут. Похоже, что они прямо тут ее и ведут. Инет подключен, ничего себе…

Привычные пальцы уверенно и ловко забегали по клавиатуре. Он опять засвистел.

— Ага…  тут даже пароля нет. Ну, лохи Лисовские. А если бы все эти соседи, или даже и сантехник…

На минуту он завис с поднятым пальцем в странной позе проигрывающего завсегдатая казино.

Компьютерщик жадно приник к экрану. Он открывал файлы, грузил и перезагружал машину. Проникновение в чужую систему так увлекло его, что он вздрогнул, когда услышал телефонный звонок.

— Да это же Настька, — определитель траурно светился знакомыми цифрами.

— Да, Насть, да тут потоп у них, я сантехника ждал. Уже еду, минутку. Послушай, а тут ключ мне сантехник отдал, куда мне его деть? Ага, ладно.

Макс быстро вернулся в спальню и взял с кресла пакет с детскими шмотками. Потом снова пошел в кабинет.

— Ну хоть попробую, — снова сел он на диван. И уже решительно, без пауз и раздумий, забарабанил по клавиатуре.

ГЛАВА 11

Александр вел машину спокойно, не делая рывков и не дергая руль. Уверенность сквозила во всем, в том, как лежали руки, как четко работал он с переключателем скоростей, как берег сцепление.

Я сидела рядом, оперевшись на бронзовую рукоятку ставшей любимой трости. За окном мелькали голые деревья и кустарники. Черная земля, лишившись травы, не нашла себе новой одежды, или прикрытия, и, для привычного к снегу москвича, все казалось нелепой и дешевой декорацией дурацкого театра, где забыли либо посыпать все белым снегом, либо просто воткнули засохшие ветки в весеннюю землю.

— Слышь, а как так получилось, что у нас тут вторая Палестина организовалась?

— А это идея — Москва — третий Рим. Ты знаешь, все хорошие идеи приходят тогда, когда в них особенно нуждаются. Именно тогда к России присоединилась Украина, — разговаривать было лень, хотелось молча смотреть в окно, жадно впитывать то, что…  А что собственно…  для меня все это не отсутствовало три года. Это я для всего этого отсутствовала. И то, что для меня было только вчера, для них всех, кто знал меня и жил рядом со мной, прошло три года назад. Я замолчала, не зная, что сказать. Да и зачем боксеру эти знания…

— Ты как отморозок, хоть с трудом, но что-то помнишь.

— Я и есть отмороженный. Ну как, Никон, это наш философ на троне. Ну… , - замялась я. — Не на троне, а рядом и недолго. Тогда была тенденция к тому, чтобы духовная власть была рядом со светской.

— А светская что? Бездуховная что ль?

— Как сказать. Сам все понимаешь, Шур, чего спрашиваешь. Власть, как ни крути, портит человека. Люди начинают хапать. Забывая о том, зачем они тут. Убивают одних, приходят другие, и все начинается сначала. А бояре, так и вообще, все под себя гребли. Люди, они есть люди, не о благе государственном пеклись, а о собственных владениях. Романовы, вот, к примеру, — до избрания еще выродились. Женились на своих родственниках, чтоб земель не делить. И у них уже тогда была наследственная болезнь ног.

— А Никон?

— Одно время Никон имел даже большую власть, чем царь. И вообще, ты знаешь, он носил двадцатикилограммовые вериги. Чтобы бороться с плотью.

— Ты считаешь, это правильно?

— Ну что считать — не считать. Сам посуди. Кто-то должен осуществлять исполнительную власть, а кто-то думать. Философ рядом с правителем, — это старая идея, она не от Никона пошла. Умный думает, страдает, анализирует, а другой — управляет, осуществляет механизм управления. И, что тоже важно, исчезает чувство собственной значимости.

— А это тут при чем?

— Значимость убивает сомнения, способность к размышлению. А хапать, — это же просто. Просто воруй и все.

— А у нас сейчас кто думает?

Я рассмеялась.

— Откуда ж я знаю. Кто-то наверняка все-таки думает, раз мы все еще живы, и не погрязли в хаосе, и не превратились в стадо агрессивных, одичавших человекообразных. Ты, главное, следи, чтобы ехать по карте. Вот, смотри. Уже скоро Истра.

— Ну да, я и еду к Истре.

— Да нам не город нужен. Нам нужно ехать вдоль реки. Смотри сам, тут крест стоит прямо на берегу реки. Вот, разворачивайся.

— Да что такое-то?

— Это, ну вот, ты проехал.

— Да ничего, я сейчас развернусь и на съезд пойдем.

— Давай, поворачивай. Это перед Истрой последний съезд на берег речки был. Нам нужно по берегу ехать. Ну, или идти.

Александр крутанул руль, и мы оказались на встречной полосе так внезапно, что чуть не столкнулись с КамАЗом, полным песка.

— Ну, может, повезет, и идти не придется.

Вот и проскоченный поворот. Медленно мы двинулись вниз, к реке.

Карта молчала. Тут были только современные названия деревушек и обозначения дорог.

— Оооо, смотри! Тебе это ничего не напоминает?

Я ткнула концом своей палки так, что чуть не разбила лобовое стекло.

— Смотри же.

— Да что?

— Да вот же указатель, налево смотри.

— Крест!

— Да, крест. Поворачивай, поворачивай, куда же ты едешь, там река дальше.

Поток машин увлек его уже дальше разворота.

— Так мы никогда не доедем, если каждый поворот будем дважды проезжать.