Узкий круг - [4]

— Мы послушные. Вам с нами удобно.

Он многозначительно поглядел на жену, задетый скрытым осуждением или насмешкой, прозвучавшими у дочери.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Зина Шурочку.

— Ничего плохого, мамочка.

— Она хочет сказать, что мы непохожи на вас, — объяснил Митя. — Просто мы из другого поколения.

— Вы вполне самостоятельны, — согласился Хохлов. — Мы уважаем ваше право на свободный выбор…

— Неужели вам интересно, что мы выбираем? — спросила Шурочка.

— Лишь бы потом не страдали да не мучились, — ответила Зина.

— Вот, вот, мамочка! «Не страдали, не мучились»! Ваш страх должен стать нашим законом?

— Она хочет сказать, что у нас разные стили жизни, — снова объяснил Митя. — Вы прорывались из бедности, вкалывали до седьмого пота ради нашего благополучия, а нам можно жить разнообразнее.

— Значит, мы только добытчики? — спросила Зина. — Митя, это как-то очень простенько! Можно подумать, мы с отцом книг не читаем, не путешествуем, не общаемся с друзьями. Ну разве это так?

— Ну пошло-поехало, — покачал головой Хохлов. — А я не вижу ничего плохого, что главное для меня — работа. И за вас, детки, мне порой боязно. Как у вас все сложится? Какой ценой? Если хотите — живите разнообразнее. Но есть опасность: большинство не поймет вашего желания. Наше общество еще не так богато, чтобы поощрять у молодежи развлекательный стиль жизни.

— Ты очень умный, папочка, — по-детски прощебетала Шурочка. — Я не понимаю Митю. Он философствует, а я просто хочу поехать на каникулы в лыжный пансионат. Вы мне позволите взять с моей книжки триста рублей?

— Триста? — не поверила Зина.

— Триста, мамочка. Это ведь мои деньги. Их бабушка завещала мне и брату. Я поеду с одним человеком. Хочу быть независимой.

«У нее уже есть парень, — подумал Хохлов. — Она взрослая девушка, и Зина давно решила задачу, как объяснить ей, чем кончаются для девушек некоторые безрассудные поступки…»

Ему стало жаль Шурочку и себя. Он посмотрел на жену, надеясь, что Зина поможет. Но Зина стала допытывать, кто этот человек, и в ее голосе появились педагогические нотки, а Шурочка неопределенно улыбалась и оттягивала цепочку на шее. Хохлову все это не понравилось. Он вспомнил, что Зина не хотела рожать второго ребенка; тогда они еще жили в Грушовке; и потом вспомнил, что приходившая сегодня грушовская старуха знала его мать и, возможно, его вину перед покойницей. Наверное, Митя и Шурочка тоже считали, что отец бросил свою мать умирать в одиночестве?

Зина сказала:

— В твоем возрасте просто неприлично тратить такие деньги!

— Я могла их взять без твоего разрешения, — возразила Шурочка. — Ничего неприличного не вижу.

— Ладно, Зина, — сказал Хохлов. — Разреши.

Жена встала, принялась убирать чашки и, гремя ими больше обычного, как будто продолжала разговор. Хохлова тяготило такое общение. Она показывает свое недовольство? А что мы? Вот Шурочка выскальзывает из-за стола, щебечет: «Я сама, мамочка» — и моет посуду. Митя протирает столешницу. Стол поскрипывает. Зина, у которой отняли кухонную работу, смотрит то на детей, то на Хохлова.

— Ладно, Зина, — успокоил он ее. — Мы ведь доверяем своей дочери…

Других доводов у него нет. «Мы не бессильны, — хочет сказать Хохлов. Мы научили нашего ребенка, как надо жить. Теперь не переучишь».

— Не верится! — воскликнула Зина. — Девушка берет деньги, чтобы везти парня отдыхать. Что за отношения?

— Хватит об этом! — сказал Хохлов.

Он вынес приговор и, как всегда, почувствовал свою вину. Ее не с кем было разделить, не к кому было воззвать, чтобы увериться в безошибочности решения, — в такие мгновения он был одинок. Он знал, что для будущего безошибочных решений не бывает, человек не способен предвидеть все последствия и лишь надеется на лучшее.

Жена и дети разошлись по комнатам. Словно он их разогнал. Но кто-то должен сказать: «Будет так!» И судебные ошибки здесь ни при чем, у Хохлова их нет. Его решения очищали людей от ужаса преступлений, вели к искуплению вины, отогревали жаждущих мести, в конечном счете умиротворяли всех. В семье — то же. Но и самому праведному судье свойственно со временем переоценивать свои решения, особенно тогда, когда открывается их неожиданный итог.

Мать Хохлова завещала внукам свой грушовский дом, ибо полагала, что это поможет им во взрослой жизни. Ей в голову не пришло, что она лишает сына наследства. И Хохлов тогда не думал об этом. Решение матери было для нее естественным, как и вся ее жизнь, посвященная главному — сохранить детей. В последний год она мучилась странной болезнью: ее тело покрылось зудящими пузырьками. Сперва мать лечилась настойкой чистотела, мазала пузырьки зеленкой и не хотела обращаться к врачу. Хохлов перевез ее к себе, Зина не возражала. Но консультация у врача неожиданно показала, что болезнь, возможно, и заразная, и неизлечимая. Хохловы сразу подумали о детях. Им было жаль измученную мать, было стыдно решать, кто им дороже, а кем можно пожертвовать… Но вопрос стоял именно так. Зина подавленно молчала, не смела ничего предлагать. А решение было только одно, и супруги его знали. Однако Хохлов не мог произнести его вслух. «Я скажу детям, чтобы они побереглись?» — спросила Зина. Впрочем, она продолжала безбоязненно ухаживать за больной свекровью еще несколько дней, но не выпускала ее из комнаты, с наивной хитростью затеяв в других комнатах что-то похожее на побелку. Однако, когда днем в доме никого не было, старуха выбралась во двор и со слезами поведала полузнакомым соседям, что сноха держит ее взаперти и тщательно моется после того, как выйдет от нее.