«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе - [41]
Первые свои годы в Германии, по словам Абухалимы, он «прожил распущенно – девчонки, наркотики, ну, сами знаете». Все то, что требуется от мусульманина, – молиться пять раз в день, поститься в Рамадан – формально он исполнял, но реальный ислам оставался для него позади[169]. Когда жизнь в стиле блудного сына ему «опостылела», он снова принялся за Коран и вернулся к полноценной религиозной жизни. Тогда же ислам приняла и его жена Марианна, до брака, по ее собственному признанию, жившая столь же беспутно. Вскоре после этого супруги уехали в США и осели в Нью-Йорке. Изначально их виза была рассчитана на три месяца, но визит затянулся надолго. Его обновленный интерес к исламу дополнительно подпитывался большой и активной мусульманской общиной с центром на Атлантик-авеню в деловом Бруклине.
«Ислам – это милосердие», – сказал мне Абухалима и объяснил, что ислам спасает заблудших и привносит в жизнь человека смысл. Именно в этом он так отчаянно нуждался, находясь в окружении соблазнов секулярного общества сначала в Германии, а потом в США. Он пересказал мне историю – вроде притчи – о львенке, росшем среди овец. Львенок думал, что и он тоже барашек, пока наконец не увидел другого льва, который предложил ему взглянуть на свое отражение в чистом пруду. Именно это, сказал Абухалима, и показали ему исламские учителя и тексты: он – «мусульманин, а не какая-то там овца»[170].
Чтобы доказать, что он – не овца, Абухалима воспользовался возможностью примкнуть к исламскому сопротивлению в Афганистане. Хотя на жизнь он зарабатывал в основном таксистом в Нью-Йорке, в качестве волонтера Абухалима также служил в Центре для беженцев «Аль-Кифа» в Бруклине. Нашедшие там прибежище афганцы рассказывали истории о том, как моджахеды на их родине героически противостоят просоветскому правительству Мохаммада Наджибуллы. Спонсором центра, по слухам, был Усама бен Ладен[171]. Абухалима подтвердил, что ездил в это время в Афганистан (хотя раньше отрицал это), но якобы исключительно в роли «гражданского». Однако, по некоторым свидетельствам, он все-таки участвовал в боевых действиях и даже вызвался на самоубийственно опасное дело траления мин, то есть шел перед исламскими войсками и с помощью длинной палки проверял наличие полевых мин[172]. «Но ведь даже если вы не принимали участия в боевых действиях, – возразил я, – находиться в стране тогда все равно было крайне опасно. Зачем же вы рисковали жизнью?» «Я мусульманин, и это моя работа», – объяснил Абухалима, добавив, что полагал это своей миссией – «отправляться туда, где царят угнетение и несправедливость, и противостоять им»[173].
После возвращения служба в Афганистане обеспечила ему восхищение многих исламских активистов из его круга – так что он даже, по некоторым рассказам, продолжал разгуливать по улицам Бруклина в полевой форме и берцах[174]. Он еще больше увлекся исламской политикой и помог перебраться в США одному из кумиров радикальных мусульман в Египте – шейху Омару Абдель Рахману. Шейх также бывал в Афганистане, и его приезд в июле 1990 года из Судана вызвал немалое возбуждение в среде воинственных мусульман в районе Нью-Йорка. С человеком, оплатившим его иммиграцию в США, Мустафой Шалаби, главой Центра «Аль-Кифа», он, правда, быстро рассорился. Однако вскоре стало ясно, что симпатии Абухалимы в этом нарождающемся конфликте – на стороне шейха, и когда Шалаби убили, он даже оказался среди подозреваемых, хотя обвинения ему и не предъявляли. Когда Шалаби не стало, шейх оказался безусловным лидером общины воинствующих мусульман в районе Нью-Йорка.
Шейх Омар Абдель Рахман был слепым исламским ученым, когда-то преподавал теологию в престижном Университете аль-Азхар в Каире и имел связи с одним из наиболее революционных исламских движений Египта под названием «Аль-Гамаа аль-исламийя» – «Исламская группа». Шейх был замешан в убийстве Анвара Садата и в антиправительственном насилии в своем домашнем регионе, оазисе Фаюм. Хотя суд его по этим обвинениям и оправдал, подозрения остались. На последователей шейха возлагали вину за убийство в Египте еще двух человек – спикера парламента Рифата эль-Магуба и светского публициста Фарага Фоды, – а также за покушение на премьер-министра Хосни Мубарака и романиста, нобелевского лауреата Нагиба Махфуза. Когда к его группе начали подбираться местные власти, шейх Абдель Рахман бежал в Судан, а затем и в Нью-Джерси. Есть версия, что в США он попал в результате просчета и что в Хартуме сотрудники американского посольства банально проглядели его имя в списке лиц, нуждавшихся в особом разрешении. Иные комментаторы, однако же, полагают, что раз шейх поддерживал повстанцев-антикоммунистов в их борьбе против советского контроля в Афганистане в 1990‐х, то был на хорошем счету в ЦРУ и въехать ему разрешили вроде как в качестве вознаграждения.
В Штатах шейх Абдель Рахман осел в небольшой мечети, которая называлась Эль-Салам – «место мира» – и располагалась в Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, над китайским ресторанчиком. Там он проповедовал на тему зловредной природы секулярного общества и помогал своим воинственным прихожанам осознать, что их притесняют – как на Ближнем Востоке, так и в самих США. Америка заслужила его особенное осуждение, ибо способствовала образованию государства Израиль и поддерживала светские власти в Египте, а во время Войны в Заливе отправляла свои войска в Кувейт – все это шейх клеймил как «антиисламское»
