Ужас - [3]

Он пустился в путь, не торопясь, оборачиваясь время от времени, чтобы судить о пройденном расстоянии. Шаг его равнялся примерно семидесяти пяти сантиметрам; он отсчитал четыреста шагов и остановился. С этого момента он был в радиусе возможного злодеяния. Если кражу совершили, не доходя авеню Хенри Мартин, то он найдет какие-нибудь следы. Он был уверен. Он свернул на тротуар и пошел вдоль забора первого дома. Так он дошел до затворенной калитки. Дом стоял в глубине сада, сквозь закрытые ставни, в щели, виден был свет. Он, не останавливаясь, прошел дальше. Везде та же тишина, ни малейших признаков насилия. Он начал уже отчаиваться, когда вдруг, толкнув одну калитку, он почувствовал, что она подается под его рукой и отворяется.

Он поднял глаза. В доме царили полный мрак и тишина, и эта тишина показалась ему странно зловещей. Он пожал плечами и подумал: «Что мне мерещится? Как глупо давать волю воображению в то время, когда мне необходимо все мое хладнокровие! Но по какой странной случайности эта калитка не закрыта?..»

Калитка распахнулась настежь. Его глазам представился маленький садик с аккуратными клумбочками и тщательно расчищенными дорожками, светлый песок которых казался золотым при ласковом свете луны. Им начинало овладевать теперь сомнение, такое сильное, что он решил идти дальше… Все это, вероятно, было вымыслом. Эти бродяги были, может быть, честными рабочими, возвращающимися домой, на которых напали хулиганы… Что, собственно, они сказали такого, чтоб возбудить подозрения? Их манеры были подозрительны, их лица зловещи? Но, может быть, и он сам кому-нибудь показался бы страшным, появись он так же внезапно из мрака ночи?..

Драма мало-помалу принимала вид водевиля. Оставался сверток… А если в нем ничего не было, кроме старых часов и ломаного железа?..

Ночь странная спутница. Она окутывает все предметы фантасмагорическим покрывалом, которое солнце срывает в одну минуту. Страх все изменяет, создает целые сказки, годные разве что для малых детей. Никто не знает в точности, когда именно он закрадывается в душу, парализует ум. Думаешь, что еще владеешь рассудком, а между тем страх давно начал там свою разрушительную работу. Говоришь себе: я хочу того-то, я вижу это… А страх уже все перевернул в нас и царит властелином. Мы видим его глазами, мы чувствуем, как его когти впиваются в наше тело… Скоро мы обращаемся в жалкую тряпку, и вдруг смертельный трепет пробегает по всем нашим членам: мы делаем отчаянное усилие, чтоб вырваться из его рук. Напрасный труд: самые храбрые скорее всего бывают побеждены. Наступает тяжелая минута, когда произносишь страшные слова «я боюсь», хотя давно стучал зубами, не решаясь сознаться в этом.

Онисим Кош сделал шаг назад и громко произнес:

– Ты боишься, милый друг.

Он остановился, стараясь определить впечатление, которое эти слова должны произвести на него. Ни один мускул его тела не содрогнулся.

Руки его остались спокойно в карманах. Он не почувствовал даже того легкого удивления, которое обыкновенно испытываешь, услыхав в тишине свой собственный голос. Он продолжал смотреть прямо перед собой и вдруг подался вперед: на желтом песке аллеи ему почудились следы ног, местами ясные, местами затертые другими следами. Он вернулся к калитке, нагнулся и взял в руку горсть песку; это был очень мелкий и сухой песок, который должен был разметаться от малейшего ветерка. Он раскрыл пальцы, и песок рассыпался светлой пылью. И вдруг все его сомнения и все теории насчет страха и фантастических образов, внушаемых им, разом рассеялись. Никогда ум его не был более ясным, никогда он не чувствовал в себе такой спокойной уверенности. Ум его работал, как добросовестный работник, который быстро справляется со своим делом, который последним ударом молота берет в руки оконченную работу и с удовольствием осматривает ее.

Он овладел собой, собрал все свои неясные мысли. Все, что минуту тому назад казалось химерой, опять представилось ему более чем правдоподобным, верным. Он почувствовал уверенность, основанную на ясных доказательствах. Он отбросил гипотезы и обратился к неоспоримым фактам, которые не могли более быть изменены его воображением. Делая последовательные выводы – логические, на этот раз – он дошел до того исходного пункта, с которого он начал на основании простого впечатления.

Кто-то проходил по песку аллеи, и проходил недавно, так как иначе ветер непременно размел бы следы шагов. Мужчины и женщина были тут. Никто, кроме них, не переступал порога этого дома. Угаданная им тайна скрывалась за этими молчаливыми стенами, во мраке этих комнат с закрытыми ставнями. Невидимая сила толкнула его вперед. Он вошел.

Сначала он подвигался с осторожностью, стараясь не затоптать следы. Хотя он знал, что малейший ветерок их уничтожит, но придавал им слишком большое значение. Грабители, сами того не зная, оставили свои визитные карточки; даже неумелый провинциальный сыщик отнесся бы к таким уликам с должным уважением. Он отсчитал двенадцать ступеней, очутился на небольшой площадке и освидетельствовал стену: все гладкий камень. Он поднялся еще, отсчитав одиннадцать ступеней, и не нашел больше никакой преграды: путь был свободен. Теперь нужно было сориентироваться, а прежде всего, возвестить о своем присутствии во избежание неприятных последствий.