Старик-полисмен за телефонным столом сделал отметку в журнале, раскурил свою вонючую трубку и лениво развернулся на вращающемся кресле.
«О'Рафферти в девять. Все спокойно», – написал он.
Дежурный по отделению Ларри О'Брайан весело усмехнулся за завесой прогорклого дыма.
– Как я уже говорил, – заметил он, – вы не всегда можете говорить. Вот все эти ясные ночи, заставляющие суетиться нас, бедных полицейских. Вы не могли бы подумать, что покой последней недели – это вроде бомбы под зданием, и она вот-вот взорвется.
Второй человек неопределенно ответил:
– Ларри, все зависит от того, как вы говорили с журналистами. Они задают так много вопросов и делают так много заметок, что я уже боюсь сказать, что меня зовут Фэррис. Они понимают: что-то стряслось.
– Они так мало получают. Вот Стинсон из «Ньюс» – он такой тощий, что может усесться на монете, и ты сможешь прочитать «На Бога уповаем». И он спрашивал о моей работе...
– И ты сказал ему...
– Ничего такого я не сказал. Просто заметил, что Баррету Роллинсу я не ахти какой приятель, и что меня назначил комиссар полиции Клемент Холл.
Фэррис понизил голос и доверительно придвинулся.
– Они умны, не так ли? Вся эта компания?
– Что?
– То, что Роллинс находится в центре событий. Гамильтон пытается добраться до него с тех пор, как Холл заинтересовался «Лигой гражданских реформ». Не понимаю, отчего они начинают с полиции всякий раз, как только решают, что город нуждается в очищении?
– Логично. Что касается Роллинса, то ему не нравятся ни Клемент Холл, ни мистер Эдвард Гамильтон, как и он – им. Совсем. Хотя он хороший детектив. У него неплохая голова, и она сидит на крепких плечах. Но, думаю, сейчас лучше быть простым дежурным, а не мистером Барретом Роллинсом, главой полиции. И, да, говорит аки ангел, или дьявол...
Дверь на улицу открылась, вошел человек среднего роста и коротко поприветствовал швейцара. Новоприбывший обернулся к столу и кивнул в знак приветствия.
– О’Брайан, как дела? – спросил он.
– Так себе, шеф. Как дела?
– Неплохо. Этим вечером произошло что-нибудь примечательное?
– Все мертвецки тихо. Если не считать того, что из реки выловили наркомана-утопленника. А у вас чего?
– Ничего, совершенно ничего. Я пойду в тот кабинет покурить. Так что если понадоблюсь... – он небрежно взмахнул рукой.
О'Брайан с интересом проводил его глазами. Баррет Роллинс прошел через помещение к небольшой двери в свой личный кабинет. Каждая линия его коренастой фигуры излучала силу и мощь. Необычайно широкая грудь вызывала впечатление невысокого роста, но при помощи измерительной ленты это впечатление было бы легко опровергнуть. И его глаза не были глазами обычного человека в штатском. Возможно, они были слишком близко посажены, но эти глаза обладали редкостной проницательностью. За ними таился проворный и беспощадный мозг.
Ныне он применял свои дарования на посту шефа полиции. Некоторый политический вес, возможно, помогал ему здесь и там, но эта помощь была незначительной. Он был эффективным человеком, лучшим свидетельством в его пользу была похвала от его врагов, число которых, кстати, было легион.
Он был солдафоном. Несгибаемым, неумолимым, бессердечным. Его допросы третьей степени проходили по классическому сценарию.
Жуя окурок сигары, Ларри О'Брайан усмехнулся:
– Думать о нем? Коротышке-реформаторе вроде Эдварда Гамильтона? Гамильтон говорит, что может легко развернуться и порвать их, а он никогда не делает заявлений без того, чтобы...
Телефон на его столе резко звякнул. Фэррис недовольно вздохнул, подымаясь из глубин своего вращающегося стула, но сержант жестом вернул его обратно.
– Я сам отвечу, – сказал он и снял трубку. – Отделение полиции.
На том конце линии раздался отрывистый, резкий голос комиссара полиции Клемента Холла. Он был настоящим царем отделения, назначенным новой городской администрацией.
