Уйти до рассвета - [46]

Тишина была мирной и успокаивающей. Оуэн прервал молчание, чтобы поблагодарить ее за то, что она устроила первый день рождения в жизни его дочери.

— Я сделала это ради Кэнди.

— Да, я понимаю, что вы это сделали не ради меня. — Откинув голову на спинку стула, он смотрел на Ким из-под опущенных ресниц. — Я так хотел, чтобы моя домработница меня ненавидела, — и вот, клянусь Небом, я этого добился!

Она не стала ничего отвечать. Глаза у нее закрывались помимо ее воли, он встал и взял у нее из руки пустой бокал.

— Еще один бокал, Ким?

Она отрицательно покачала головой и запрокинула ее на спинку кресла, он подошел и подложил ей под голову подушку, и Ким заснула, в тишине и покое…

Она смутно чувствовала, что ее взяли на руки и несут вверх по лестнице, ее щека терлась о грубый мужской пиджак, она чувствовала на лице чье-то дыхание. Потом ее опустили на кровать, сняли ботинки и накрыли одеялом. Сквозь сон она услышала шепот:

— Спокойной ночи, Ким, и спасибо еще раз.

Она тоже пробормотала едва слышно:

— Спокойной ночи, Оуэн, — потом повернулась на бок и всю ночь видела его во сне.

На следующее утро она проснулась в измятом платье, и поняла, что так и спала одетая. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, что произошло накануне. Потом ее обдало жаром. Оуэну, видимо, надоело ждать, когда она проснется, поэтому он отнес ее на руках наверх, в ее комнату, бросил на постель и ушел.

За завтраком она извинилась за свою слабость. Оуэн только пожал плечами, не отрываясь от газеты.

Днем, после школы, Кэнди протянула ей записку от учителя. В ней сообщалось, что через несколько дней состоится концерт школьного оркестра и что директриса школы приглашает на него всех родителей в два часа дня.

— Я тоже участвую, — объяснила Кэнди. — Я играю на флейте. Ты придешь, Ким? Ну, пожалуйста. Раньше ко мне никто не приходил, потому что папа всегда днем на работе. — И она грустно добавила: — А ко всем приходят мамы, каждый раз.

— Конечно, приду, Кэнди. То есть, если твой папа мне разрешит.

— Он разрешит, разрешит, он не будет возражать, Ким.

Но Ким не была в этом так уверена. В тот же вечер она обратилась к нему с этим вопросом, рассказав ему про школьный концерт. Он резко ответил, что необходимости в этом нет.

— Вы в значительной степени превысите свои полномочия — вас брали в качестве домработницы, а не временной мамы.

— Но если я не пойду, Кэнди ужасно расстроится. На самом деле я ей почти уже обещала, что пойду.

— Послушайте, — он начал раздражаться, — если вы уже решили идти — а для меня это совершенно очевидно, — то зачем вам вообще меня спрашивать?

— Могу ли я понимать это в том смысле, что вы разрешаете мне пойти?

— Ах, оставьте меня, решайте сами. Вы все равно, в конце концов делаете то, что хотите. Вы, мисс Пейтон, сами себе закон и никого не слушаете. Я никогда не встречал никого, похожего на вас.

— Большое спасибо, мистер Ланг, — сказала она, чопорно поджав губы.

Он приподнял бровь, явно не зная, к чему отнести ее «спасибо» — к разрешению пойти на концерт или к его последнему, язвительному, замечанию.

Когда она уже выходила из комнаты, он сообщил:

— Завтра вечером ко мне придут Дафна и Хэмиш. И еще я пригласил Беренис Рэнделл.

— Ясно. — У нее перехватило горло. Значит, ее не приглашают присоединиться. — Вы хотите, чтобы я приготовила ужин, закуски и кофе, как обычно?

— Разумеется. Я ведь за это вам плачу, не так ли?

В ответ на его сарказм она лишь хлопнула дверью.

Первой явилась Беренис. Оуэн в этот момент был наверху, и дверь ей открыла Ким. Беренис окинула ее холодным взглядом, Ким приняла ее пальто, которое та скинула с плеч царственным жестом, оставшись в облегающем белом платье без рукавов. Ким с горечью подумала, что невозможно отрицать ее красоту, которая, в сочетании с ее холодным трезвым умом, делали ее опасной соперницей для любой женщины, не говоря уж о домашней прислуге.

Оуэн поздоровался с Беренис, спускаясь вниз по лестнице. Красивый, элегантный, в свободном домашнем костюме, он улыбнулся и протянул ей навстречу руку так, словно у нее на пальце уже было его обручальное кольцо.

Ким не смогла вынести этой сцены и торопливо ушла на кухню. Когда в дверь снова позвонили, она бросилась открывать ее, не скрывая улыбки.

— Моя дорогая Ким, — сказала Дафна, — как я рада тебя снова видеть. — Сколько мы с тобой уже не виделись? По-моему, два дня, да?

Хэмиш засмеялся:

— О, это целая вечность!

Они сами повесили свои пальто на вешалку, и Ким провела их в гостиную, где уже сидели Оуэн и Беренис. Дафна и Хэмиш нерешительно застыли в дверях — они не ожидали увидеть в доме незнакомку. Когда Ким повернулась, чтобы уйти, Дафна повернулась к ней и шепнула:

— Ким?

Но Ким отрицательно покачала головой. Хэмиш нахмурился, явно озадаченный и огорченный. Он делал над собой усилие, чуть ли не кусая губы, чтобы не спросить: «А как же наша Ким?» Но жена бросила на него предостерегающий взгляд, и он промолчал.

До Ким доносилась веселая болтовня, взрывы смеха и перезвон бокалов. Она была на кухне, раскладывала еду по тарелкам, ставила кофейные чашки на поднос. Затем, так как делать ей пока больше было нечего, она подошла к окну и стала смотреть в сад. Темнота уже окутала цветочные клумбы, все замерло. Небо было безоблачным, по мере наступления темноты синева его густела, словно дожидаясь того момента, когда погаснут последние солнечные лучи.