Увеселительная прогулка - [40]

— Ты, по-видимому, нет?

— Я уже не помню, Альберт, прошло почти тридцать лет.

— Значит, ты нет?

— Я пытаюсь вспомнить… За год до свадьбы…

— За год до свадьбы? Ну-ка, выкладывай!

— Ты меня соблазнил…

— Нет! Это ты меня соблазнила! И я тебе этого никогда не прощу! И вообще, я иду спать…

25 августа, 23 часа 10 минут ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА

— Ты правда лучше себя чувствуешь? — спросил Эпштейн.

— Правда, Эп. Иначе я бы не поднялась.

— Врач впрыснул тебе двадцать миллиграммов валиума, ты это знаешь?

— Во мне сейчас все как-то приглушено, тело словно дремлет, но чувствую я себя хорошо.

— У нас еще есть виски?

— Конечно, есть. Ты же не так долго отсутствовал.

— Тебе я не дам.

— А я и не хочу. Зачем, собственно, ты пьешь виски? Ведь тебе это никакого удовольствия не доставляет.

— На меня виски действует как лекарство.

— У тебя измученный вид.

— Ничего удивительного.

— Остермайер согласился взять это дело?

— Вроде бы.

— Чем мы можем ему помочь?

— Кому, Остермайеру?

— Чем я могу ему помочь?

— Ничем.

— Я знаю, во всем виновата я.

— Не во всем.

— Я лучше знаю.

— Бессмысленно сейчас спорить о том, кто виноват.

— Оливер меня ненавидит.

— Нет, он тебя любит.

— И я его люблю. Но не могу ему доказать. И никогда не могла. А может быть, я никогда его и не любила. Может быть, только хотела любить. Я знала, что должна его любить.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— Всегда я все делала неправильно.

— Не всегда.

— Но я всегда была честна с тобой.

— Не всегда. Ты хотела быть обеспеченной, иметь теплый очаг и в то же время — полную свободу.

— Выходит, я всегда поступала нечестно?

— Не знаю, можно ли это обозначить словами «честно» или «нечестно».

— Я причиняла тебе боль.

— Это правда.

— Но я не хотела этого. Поверь, я тебя очень ценю, я ведь долгое время не могла и представить себе жизни без тебя.

— Я никогда не ставил тебе в вину, никогда не попрекал тебя тем, что ты все время путаешься с другими. Я и теперь более чем когда-либо уверен, что обоюдная свобода только укрепляет супружество…

— Но ты все-таки должен признать, что наше с тобой супружество давно уже перестало быть настоящим супружеством.

— Тобиас пытался мне это внушить. Ваш брак, сказал он, дал трещину уже много лет назад.

— Разве это не так?

— А давно ли ты сознаешь, что наш брак распался?

— Уже много лет.

— Но говорить об этом ты стала только с тех пор, как у тебя есть Тобиас.

— У меня его нет.

— Наш с тобой брак распался лишь тогда, когда появился человек, который может предложить тебе такую же роскошь, обеспеченность, комфорт, какие ты имела со мной.

— Одно верно, и ты давно это знаешь, у меня всегда был болезненный страх перед бедностью.

— Я вспоминаю наше первое свидание, после того как мы познакомились на бал-маскараде.

— Ты приоделся и выглядел как молодой человек из добропорядочной буржуазной семьи.

— Я пригласил тебя поужинать в «Озерный рай».

— И потратил в тот вечер уйму денег.

— Днем я получил гонорар на радио.

— Я помню.

— Я тоже. После ужина мы танцевали, и в какой-то момент ты сказала: ах, как чудесно, когда есть деньги…

— Я так сказала?

— Позже ты часто вспоминала, что тебе тогда показалось, будто ты встретила человека с большими деньгами!

— Ты готов был жить только для меня, работать только для меня и сразу потребовал, чтобы я не работала.

— Да.

— И все же в один прекрасный день мне пришлось пойти работать, потому что ты зарабатывал недостаточно.

— А сейчас вот оказывается, что наш брак уже давно распался, но ты заявляешь мне об этом только теперь, теперь, когда за дверью стоит другой…

— Просто я хочу быть честной.

— Выходит, твое поведение за все прошедшие годы было сплошным вероломством?

— Ах, я не знаю. Когда ты начинаешь разглагольствовать — где уж мне с тобой тягаться.

— Тягаться со мной не надо.

— Ты умнее меня, ты больше знаешь, ты все знаешь гораздо лучше, чем я.

— Это тебе только кажется.

— Я действительно не отдаю себе отчета, почему хочу от тебя уйти.

— Я — тем менее.

— Почему ты не прочтешь тот роман?

— Какой роман?

— О котором я тебе рассказывала. Жена промышленника оставляет мужа и уходит к писателю…

— Так я давным-давно читал этот роман и помню его содержание: с писателем у нее тоже ничего не получается, она возвращается к мужу, потом вдруг опять объявляется тот бумагомаратель и она опять удирает с ним, но спустя десять минут после того, как она покидает свою виллу, его «фольксваген» врезается в стену.

— Она тоже не знала, зачем она все это сделала.

— Дерьмовый роман.

— Ты так считаешь?

— Если эта баба не знает, почему она выкидывает такие идиотские номера, уж автор-то должен был бы знать.

— Может, он тоже не знает. Может, это он оставляет жену, уходит к другой неведомо почему… И он нарочно вложил рассказ в уста женщины, чтобы никто не узнал в герое его самого.

— Тогда нечего было браться за перо…

— Ты не можешь ему указывать…

— Пусть лечится у психиатра.

— После этого он не сможет писать.

— Не велика потеря.

— Никто тебя не заставляет покупать его книги.

— А я и не помню, чтобы я покупал эту книжку.

— Ты мог, во всяком случае, ее не читать.

— Я, понятно, надеялся, что к концу романа этот господин сообщит мне, в чем же дело.

— Что бы ты сказал, если бы я ушла от тебя к Тобиасу, а через два месяца вернулась и заявила, что и с другим у меня тоже не получается?