Утро большого дня - [6]

Шрифт
Интервал

— И все-таки в этой лаве работать нельзя! — неожиданно крикнул Кунцов. — Полюбуйтесь на вентиляционную печь!

Он не смог удержать улыбки и тихо торжествовал.

Роговицкий уже несколько раз перед этим поднимал свою лампу. Огонек ее горел тускло и говорил о недостатке воздуха. Теперь все четверо бросились к печи, выводившей вверх в первый этаж. Этаж был выработан и брошен, но через него снаружи притекал свежий воздух и по вентиляционным печам поступал в рабочие нижние горизонты.

— Действительно, завалилась! — объявил, заглянув, десятник и озабоченно поскреб затылок.

— Пробиваем новую печь! — вспылил Фролов, с откровенной злобой глядя на Кунцова, будто этот толстый человек нарочно обрушил печь!

— Вы инженер, — усмехнулся Кунцов, — я тоже! Прикинем, когда окончится эта работа, уголь здесь очень плотен!

Фролов подсчитал и нахмурился.

...Тридцать часов не меньше, а это скандал! Надо было успеть посадить лаву да подготовить ее к добыче... Поздно, поздно!

Лава была дорога к моменту подхода новых путей. Позже она все равно не спасала от прорыва. Так говорили цифры, Фролов наткнулся на их барьер и загорелся гневом.

— А все-таки, попытаюсь! — выкрикнул он. — Я комсомолец и так не сдамся!

— Попытайтесь! — добродушно ответил Кунцов. Он очень повеселел. Страшная опасность миновала. Минуту назад он совсем позабыл о Марине, а сейчас вспомнил, и, остро ревнуя, подумал:

— А с кем она стояла тогда у крыльца?

Все более входя в свою роль, уверенный в технических выводах, даже подбодрил:

— Говорят, невозможного пет! Попробуйте, Петр Алексеевич!

Из лавы ушел он совсем другим. К сожалению, дожидаться Марину было неловко. Тут и Фролов, и Роговицкий. А, чорт побери, момент был отличный! Так удобно высказать ей свои чувства!

До сих пор он на это не шел. Тянул и медлил, иногда даже опасался своей любви.

— А не выйдет ли любовь смешной?

Марина как будто не видела его взглядов. Со всеми была равна, а в свободное время отплясывала на всех вечерах на радость рудничной молодежи. За последнее же время умно и тактично избегала встречи.

— Почему? — подозрительно хмурился Кунцов и перебирал в уме окружающих.

— Кто соперник?

Даже прохаживался вечерами мимо дома, в котором жила Марина. Не столкнется ли с ней невзначай?

Но сейчас самое главное все-таки заключалось не в любви, а в лаве. Она подвела людей, но выручала Кунцова.

Возле гезенка Роговицкий учел настроение инженера и посоветовал:

— Не сменить ли здесь бригадира? Уж очень плох!

— А, гони его к чорту! — тотчас же согласился Кулпов, вспомнив человека с бородавкой над бровью.

Расставшись с десятником, он подумал, что беда изжита не совсем. Правда, более не угрожала катастрофа, но без четвертой лавы программа срывалась наверняка.

Звезда могла погаснуть и горняцкое самолюбие его протестовало.

Что он? Худший работник Кузбасса?

Первый раз Кунцов пожалел, что остался единственным начальством! Как нарочно и управляющий штольней сменился, а новый еще не успел приехать.

— Реконструкция! — скорбно сказал он и запнулся, услышав из темноты знакомую фамилию.

За поворотом штрека беседовали невидимые люди и Кунцов остановился, все с большим и большим вниманием ловя слова.

— Звягин! — убежденно рассказывал человек. — Ей-богу он! С первого взгляда узнал! Вместе же на Октябрьской работали. Там его и судили, как раз при мне.

— Ну и что?

— Два годика заработал!

Кунцов перевел дыхание и сердце у него застучало.

— Пожар! — продолжал голос, — дело судебное, а виновен старик Замятин. Звягин вступился, моя, говорит, вина. Словом, спас старика. А парень во! Хороший парень!

— Поберегись! — послышался сзади окрик. Катили уголь и Кунцов отскочил, давая дорогу.

— Та-а-ак! — изумленно повторял он себе. — Осужден на два года! Любопытно...

Вспомнил, что Звягин был последней крохой, упавшей на чашку весов. После этого она безнадежно опустилась и реконструкция была решена. Вспомнил и подозрительно сказал:

— Почему он молчит о суде? Почему нет отметки в его трудовом списке?

Дальше шел возбужденный, неожиданно получив оружие против возможного врага.

* * *

Фролов и Марина отстали. Фролов ручался, проклинал Кунцова и печь, и свою судьбу, а девушка молчала. Вдруг она приостановилась и дождавшись, когда Фролов поровнялся с ней, сказала, опустив лампу, так, чтобы лицо ее осталось в тени:

— Петька, у вас есть новый инженер. Я знаю его, он отличный проходчик. Это Звягин...

— Что? — не понял Фролов, — отличный проходчик? — И задумался. — Это — идея! Бегу за Звягиным!

Девушка осталась одна. Тяжело задышала и стиснула зубы.

— Что я делаю? — с отчаянием прошептала она. — В какую опасность я втягиваю Николая! Еще четверо суток, но ждать невозможно... Милый, — сказала она, обращаясь к отсутствующему. — Как же иначе мне поступить? Ведь дело гибнет!

И стояла молча, прислонившись к стене и сливаясь с ночью, царившей в штреке.

Услышав издали громкий разговор Фролова, и увидев две приближавшиеся лампы, она овладела собой и сказала деловым и спокойным тоном:

— Здравствуйте, товарищ Звягин.

У входа в печь и она, и Фролов рассказывали новому инженеру наперебой, как доктору рассказывают перед входом к больному.


Еще от автора Максимилиан Алексеевич Кравков
За сокровищами реки Тунгуски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зашифрованный план

В авторский сборник вошли приключенческие повести «Зашифрованный план» и «Ассирийская рукопись», а так же рассказы «Медвежья шкура», «Таежными тропами», «Шаманский остров», «Победа», «Самородок», «Рыжий конь» и «Золото».


Рассказы о золоте

Журнал «Сибирские огни», №2, 1935 г.


Эпизод

- русский советский писатель. С юности примыкал к социалистам-революционерам. В 1913 г. сослан в Сибирь. После гражданской войны работал в различных советских учреждениях. Арестован 1937 г. Умер в заключении в 1942 г.


Голубинский прииск

Журнал «Новая Сибирь», №4, 1935 г.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.