Утренняя заря - [44]

Только теперь, заметив, как расцвел тихий, всегда печальный дядюшка Ходас, Бицо начинает понимать, что с жалобой к нему пришел не простой человек, а бывшая хозяйка фабрики, вдова Элемера Пашти, некогда вельможная дама села или, как ее прозвали в народе, Мари Цирок[23].

Это была не женщина, а ожившая статуя, воплощающая бесчеловечное высокомерие и самодовольство, которая и поклонение-то принимала лишь легким кивком головы. Даже его высочество герцог первым здоровался с ней, приподнимая угловатым, как у марионетки, движением свою охотничью шляпу, хотя он, как и все, знал, что отцом ее сына был не кто иной, как священник, всем известный политикан-каноник.

Ее муж, управляющий имением герцога, вернулся с первой мировой войны инвалидом, потерявшим способность быть мужчиной; он еще был жив, когда у его жены родился сын.

Что сказал на это муж, сплетники достоверно не знали. Но когда он умер, вдова воздвигла мавзолей над его могилой, чтобы дух усопшего попал прямо в рай и не возвращался к ней. Ради этого она не пожалела денег на богатую часовню.

Часовня стояла на краю села, окруженная садиком, засаженным розами. Раз в год, в день смерти мужа, вдова приходила на искупительную молитву в его память. Молитву произносил сам достопочтенный господин каноник.

В таких случаях вдова садилась справа от него, на скамью для почетных гостей. Она была одета в скромное, но подчеркивавшее выпуклости ее грудей и бедер траурное платье, а рядом с ней находился словно сошедший со страниц романа «Маленький лорд» мальчик с вьющимися, спускающимися до плеч волосами, в черном бархатном костюмчике с кружевными оборками (лишнее доказательство связи этой женщины с каноником, связи, которой они нисколько не стеснялись, а наоборот, с гордостью демонстрировали всем).

Мальчика они постоянно показывали на людях. Когда каноник посещал вдову, они брали сына с собой на прогулки. Втроем они важно плыли по аллеям заповедного герцогского парка, и никто не удивлялся этой картине — настолько к ней уже привыкли. Впереди шел сын, спотыкаясь и подбивая ногой камешки, как привязанный за длинный поводок раньше времени повзрослевший жеребенок, а в восьми — десяти шагах позади него, чтобы он не мешал разговору, шли незаконные супруги.

Как-то на границе отрочества и юности, когда даже законные отношения между мужчиной и женщиной становятся для мальчика интригующей до боли и возбуждающей фантазию тайной, Андраш случайно подслушал их разговор.

Он пришел в парк ловить насекомых, в руке у него была банка со спиртом, в которой болтался на редкость красивый экземпляр блестящего коричневого жука-носорога с тяжелой головой.

Андраш спрятался, скрючившись под мостиком, перекинутым через ручеек, который журча протекал через весь парк, спрятался потому, что застеснялся, не зная, как с ними поздороваться. Сказать канонику «Слава Иисусу Христу», а женщине — «Целую ручки»? Нет, эти два приветствия никак не подходили друг к другу, так что он предпочел упасть на живот и по-пластунски, не качнув кустов, забраться под мостик.

Он сидел там скрючившись, положив подбородок на колени, с паутиной, налипшей на шею, и пытался судить о происходящем по звукам, как это делают слепые…

Вот послышались мелкие, неровные, торопливые шаги, потом всплеск воды от камешка, брошенного в ручеек. Это был мальчик. Потом — топ-топ-топ — донесся легкий шумок, застучали каблучки женских туфелек, а сопровождением к этому — элегантное, изысканное поскрипывание высоких мужских ботинок, ступавших в ритм с каждым третьим женским шагом.

Потом стало тихо, мостик издал легкий стон, поднялась тончайшая, тоньше муки, пыль, защекотавшая Андрашу нос, а на зеркале воды появились две тени, напугавшие водяных пауков и потушившие блики на воде.

— Я вынуждена просить вас, Деже, вмешаться хотя бы ради сына, ради Эрвина! — зазвучал красивый, берущий за душу, мелодичный альт. — Более того, правильнее будет сказать — я требую вашего вмешательства. Таможенная льгота дала бы мне около двадцати тысяч пенге в год. Как я уже говорила, запросы на мою продукцию поступили уже из Швеции и Швейцарии.

Шаги их удалились. Люди ушли, оставив ему «орешек», который он не мог тогда расколоть. Неужели за этой «греховной» связью между каноником и красавицей скрывается всего лишь это — тяжбы, торговля, жажда получить протекцию?

Через несколько лет, будучи уже свежеиспеченным «благородием», Андраш имел разговор с этой женщиной. Он поздоровался с ней, встретив ее на улице: в шляпе под лиловой вуалью она шла на полуденную мессу.

В ответ на его приветствие она остановилась, оглядела сверху вниз и жестом подозвала к себе.

— Вы неплохо одеты, — заявила она безо всякого вступления. — Но галстук вы завязываете ужасно. Такие узлы, как шар на булаве, завязывают только мастеровые. Вы, молодой человек, получили аттестат зрелости, стали джентльменом, так уж завязывайте галстук с шиком. — Он так удивился, что даже глаза у него застыли, а дама живо, весело и с удовольствием продолжала: — К тому же, как я слышала, вы не ходите в казино. Местные господа ожидают, что вы придете засвидетельствовать им свое почтение. — Она махнула ему рукой и пошла прочь, оставив после себя тонкий аромат духов.