Утренняя заря - [102]

На обратной стороне карточки детским почерком с наклоном было написано:

«Милому муженьку Ферко, чтобы не забывал, от его сиротки женушки Рике».

На другой фотографии, сильно смятой, но потом, видимо, расправленной, была изображена та же самая молодая женщина. Только здесь она была запечатлена чуть ли не в костюме Евы: ее соблазнительные, округлые прелести были прикрыты узенькими крохотными плавками и еще более крохотным и узеньким бюстгальтером, притом вещички эти были сшиты из тонкой и прозрачной ткани. Вся эта показная нагота ее еще больше подчеркивалась тем, что на ногах у женщины были надеты черные чулки в крупную сеточку и черные блестящие сапоги с голенищами, доходившими до колен. В довершение всего руками она уперлась в обнаженные крутые бедра, а губы растянула в пьяной улыбке. Перед ней стоял низенький ломберный столик, на котором красовались бутылка шампанского и два хрустальных бокала.

На обратной стороне карточки тоже имелась дарственная надпись, сделанная небрежным почерком и занимавшая всю открытку:

«Жизнь моя, ты негодяй, хитрый старший солдат! Я желаю тебя! Если того же желаешь и ты, то приходи поскорее и тогда ты увидишь другие, более пикантные фото, а сама модель станет твоей. Целую тебя множество раз.

Твоя Черная Судьба».

Когда подполковник читал эту надпись, его охватило такое чувство, будто он вдруг попал в комнату, в которой сильно накурено и пахнет алкоголем и нечистой постелью. Его даже начало подташнивать. Он сразу понял, что это посвящение сделано отнюдь не «милому муженьку».

«Тогда кому же? — возник у Холло вопрос. — Кто же тогда этот некий „старший солдат“, к которому так рвалась демонстрирующая на фото свои прелести Черная Судьба? Уж не Видо ли?»

Подполковник поднял голову и посмотрел в глаза ефрейтору Видо, но тот нахально выдержал его взгляд.

Вслед за фото из бумажника были извлечены письма.

В первом из них было написано:

«Ференц!

Если ты не послушаешь меня, это будет мое последнее письмо к тебе. Будь добр, напиши поскорее своей матери, чтобы она оставила меня в покое и немедленно прекратила бы меня дергать. Она только и делает, что беспрерывно шпионит за мной, следит и вынюхивает. Обуяла ее мания, что я изменяю тебе и тем самым черню уважаемую семью Шарангов. Ну и ну! Прошу тебя в последний раз, запрети ей ходить в нашу квартиру. В конце концов, я вышла замуж за тебя (ну и глупая же я была тогда!), а не за твою мамашу. Или она, или я! Напиши мне. Целую. Твоя жена

Шаранг Ференцне (пока еще!)».

«Ну и тварь же! Ну и подлая баба!» — подумал подполковник Холло, прочитав письмо.

Однако ему предстояло прочесть еще более пикантное послание, которое было так помято, что бумага местами порвалась и написанное можно было прочитать лишь с большим трудом.

Вот его содержание:

«Мой милый единственный негодяй! У тебя такое дурацкое имя, что тебя даже ласково трудно назвать. Амбруш! Черт знает что, а не имя! Был ли у твоей мамаши разум, когда она выбирала из календаря такое неблагозвучное имя? Ты меня надул! Я прождала тебя в субботу всю ночь. Все тело у меня так и горело, хотя я была в одном тонком халатике. Приготовила и фото, помнишь, ты меня фотографировал? (Классные получились фотографии, как сказала моя подружка-фотограф, которая мне и пленку проявляла, и карточки печатала. Падкие до стриптиза богатые старики охотно заплатили бы за такие снимки большие деньги.) Я и шампанского купила, и рыбные консервы в масле, но ни старшего солдата, ни весточки от него так и не дождалась. А ведь ты писал, что бежишь, летишь на крыльях к своей Черной Судьбе. А я так ждала тебя! Почему же ты не приехал? От обиды и горя я даже поплакала. Мой глупый, зеленый муженек только мучал меня, а ты, нахал, по-настоящему разбудил во мне женщину! Помнишь? Помнишь, как все было?..»

Подполковник бегло пробежал глазами еще несколько строчек, а затем, чувствуя, что краснеет, опустил руку с письмом, читать которое дальше он просто не мог — таким наглым и циничным оно было.

Родился Холло в семье бедного крестьянина-поденщика, в Задунайской пусте, там и прошло его детство. Молодым парнем его забрали в солдаты и бросили на Восточный фронт. Он прошел через все испытания, побывал в русском плену. Короче говоря, его путь до заместителя командира полка по политчасти был нелегок и довольно длинен. Семья их была многодетной, поэтому Холло удалось окончить всего лишь четыре класса начальной школы. Упущенное ему пришлось наверстывать позднее, забивая уже немолодую голову учеными премудростями. В свое время он обзавелся семьей, сейчас у него уже трое внуков, однако в своей личной, семейной жизни он, сохранивший мужское неуклюжее целомудрие, никогда не сталкивался ни с таким наглым бесстыдством, ни с подобным цинизмом.

Эта потерявшая всякую совесть молодая особа с мельчайшими подробностями описывает свои постельные похождения с военнослужащим.

Подполковник, с трудом подавив в себе чувство отвращения, посмотрел на ефрейтора.

— Вас как зовут? — спросил он.

— Видо.

— Это ваша фамилия, а меня интересует имя.

— Амбруш Видо.

— Так…

Все, кроме второго письма, подполковник положил обратно в бумажник, положил осторожно, чтобы ничего не помялось. Закрыв бумажник, он протянул его Шарангу.