Утренний ветер - [40]

Он докурил сигарету, положил руки под голову и со вздохом добавил:

— Жизнь — это лотерея, выиграть в которой удается единицам. Во всяком случае, не нам с тобой. Спи…

5

— Ты не должен был брать его к нам, — упрекал Штефан отца.

Он сел на каменную плиту, высыпал из сапога песок, снова его надел, потопал ногой и показал головой на леса:

— Спит на работе. Видишь его, отец? Правда, Рудо нечего делать в нашей бригаде.

Мишо Бакош вытер вспотевшее лицо и осмотрел стройку. Она жила своей напряженной, трудовой жизнью. Грохотали бульдозеры, шумели бетономешалки, сигналя, подъезжали и отъезжали грузовики. Подъемный кран простер над домом свою длинную шею, доставляя каменщикам контейнер кирпичей. А сами каменщики в испачканных комбинезонах работали на лесах, постукивая мастерками.

В прошлом году Бакош лечился в санатории в Пиештянах и каждый вечер ходил в парк на концерты. Когда он смотрел на стройку, она напоминала ему большой оркестр, где были самые разные инструменты. И даже если бы он закрыл глаза, по звукам понял бы, где что делается.

Он заглянул под леса и убедился, что Штефан был прав: на кирпичах, подперев голову рукой, сидел Рудо и дремал.

— Вчера вечером так напился, что бил бокалы в «Европе», — пояснил Штефан.

— Плохо, — глухо проговорил Бакош.

— Откажись от него, пусть он нам не портит дела. Посмотри, как работают те два комсомольца. Вот такие нам нужны, а не Рудо.

— Потерпи, Штефан! — возразил Бакош. — Пообтешем его. В конце концов из каждого можно сделать человека. Это же наша прямая обязанность. Пойди разбуди его!

Когда Штефан отошел, Мишо Бакош направился к остановившейся бетономешалке и стал объяснять двум паренькам, как они должны работать. Мешалка заработала веселее, а Бакош с удовольствием потянулся.

Через минуту к нему подошел начальник строительства с незнакомым мужчиной:

— Веду тебе нового работника, — сказал он Бакошу. — Зовут его Грашко, но, как видишь, он слишком высок для Янко Грашко[10].

Бакош вспомнил, что Рудо говорил ему об этом человеке. Тоно Илавский его тоже, кажется, знает. Он внимательно посмотрел на новичка и спросил:

— Где вы работали?

Грашко застенчиво опустил свои красивые голубые глаза и тихо ответил:

— Я был директором магазина в Михаловцах… А вы знаете, как у нас: небольшая растрата — и уже все…

Бакош улыбнулся:

— У нас вам этого даже при всем желании сделать не удастся. Так вот, пока будете работать у крана, а там увидим.

Бакош ждал, что новый рабочий предъявит к нему какие-нибудь требования, спросит о зарплате, но тот только выпрямился, как солдат, и кивнул в знак согласия.

Наступил обеденный перерыв. Под краном собралась вся бригада Мишо Бакоша. Бригадир уселся на груду кирпичей и, как все рабочие, принялся развертывать сверток с едою.

— Друзья, Центральный Комитет партии поручил нам большое дело — построить новый социалистический город, город светлого будущего. Пожалуй, нет почетней и интересней работы, чем наша, — сказал он, отвинчивая крышку термоса. — Вчера мы из-за стихийного бедствия вынуждены были временно прервать ее. Но сегодня, чтобы выполнить план, мы должны работать засучив рукава, с полной отдачей. Во всяком случае, не так, как Рудо Главач. Не знаю, что он делал этой ночью, но досыпать на работе — непозволительная роскошь.

— В следующий раз буду досыпать дома, — проворчал себе под нос Рудо, недовольно мотнув головой так, что длинная прядь волос, ниспадающая ему на лоб, подскочила вверх, как от ветра.

Бакош покраснел. Много работал он на разных стройках и уже давно привык к тому, что на замечание молодые рабочие нередко огрызаются, но от Рудо он этого никак не ожидал. Только вчера он взял его к себе в бригаду, увидев, как споро работал Рудо во время наводнения. А сегодня парень уже выкинул номер. Нет, так не пойдет. У Мишо на языке вертелось острое словечко, и он вот-вот готов был в душе согласиться со Штефаном, но сдержался. Его должность председателя рабочего комитета обязывала его хорошенько поразмыслить, прежде чем сказать последнее слово.

— Прогульщики нам не нужны. Если ты, Рудо, хочешь оставаться в нашей бригаде, то должен исправиться, — произнес спокойно Бакош, словно он и не слышал едкой реплики молодого рабочего, и, сделав небольшую паузу, обратился уже ко всем членам своей бригады: — Товарищи, вы знаете, что государство хорошо оплачивает наш труд. Не то что было во времена буржуазной республики, когда строители зарабатывали всего шестьдесят геллеров в час. Но мы здесь работаем не только ради денег. Мы строим для народа. В этих светлых, красивых домах будут жить простые люди. Мы строим свое завтра…

Рудо уже не слушал, о чем так вдохновенно говорил бригадир на этом импровизированном собрании. Ему было тяжело. Он считал Бакоша добряком, а тот осрамил его, сделав при всей бригаде замечание.

Когда старый Мацак, отпив из бутылки молока, посоветовал ему встать и сказать, что он исправится, Рудо только пожал плечом и упрямо склонил голову. Он думал о Тоно: тот себе преспокойно храпит, и никому до него нет дела. А почему он такой невезучий, почему он всегда, как на мушке? Пусть уж лучше его уволят, чем переносить такое унижение.