Утренний ветер - [38]

— Я не сторож, — пожал плечом Рудо, — чтобы вы мне объясняли. Ведь я вижу, что везете кирпич.

Валко потер руки и, опустив голову, проговорил:

— Как видишь, как видишь. Только тихо! Я наложил одних битых. Ты меня не выдавай, друг. Жена угостит тебя яичницей, как придешь к нам, остравской яичницей из пяти яиц.

— Да вы что, смеетесь?! — грубо возразил Рудо. — Зачем мне вас выдавать? Ради нескольких кирпичей?

— Каждый помогает себе как может. Кирпич трудно достать. А такой дом, как у меня, сколько он их сожрет? Ай-ай-ай! Не хочется в долги залезать. Вот посмотри, железнодорожники ездят бесплатно, мясники недолго думают, что им бросить в котел, а я, каменщик, чем же хуже их? Разве не правда?

Когда Рудо кивнул, Валко похлопал его по плечу и обходительно спросил:

— А ты чего ходишь ночью? Может быть, и ты хочешь строиться? Не бойся, приду к тебе, помогу. А может быть, идешь от девушки?.. Тогда увидишь, как детей растить.

— Чего мне жениться, когда у других есть жены?

— Может, и правду говоришь, — улыбнулся Валко, но тотчас же вспомнил о своей жене, которая была на десять лет его моложе, и лицо его стало кислым.

— Нет, я иду не от девушки, — сказал Рудо, — но строиться собираюсь.

Лицо Валко озарилось:

— Так все же думаешь о женитьбе. Не случайно ты появился здесь на стройке. Знаешь что, — добавил он быстро шепотом, — мы можем вместе возить цемент и кирпич. Складывать можешь у меня…

Рудо махнул рукой:

— Но я строю не из кирпича.

— А из чего же?

— Из воздуха, пан Валко, из воздуха. Я строю пока воздушные замки.

Валко недоуменно пожал широкими плечами и, открыв рот, смотрел на улыбающегося Рудо. «Он, вероятно, не в своем уме», — подумал Валко и, испугавшись, заикаясь произнес:

— Как видишь, правда твоя. Но и шутник ты, Рудо.

Валко поспешно пожелал ему доброго пути, и через минуту колесо его тачки снова заскрипело. Рудо смотрел вслед удаляющемуся Валко, на его согнутую над тачкой фигуру, как будто бы своей спиной он хотел оградить кирпичи от взора неожиданного врага. Рудо был убежден, что Валко скорей даст отрубить себе палец, чем лишится хотя бы одного украденного кирпича.

Тьма быстро редела, туман понемногу рассеивался. По дороге двигался человек с тачкой. Он напоминал Рудо паука с яичком. Кроме мухи в паутине, у паука была единственная собственность — белое круглое яичко.

«Собственность для него — все, — подумал Рудо о Валко, когда зашагал по асфальту. — Обогащается где и как может, даже ночи не оставляет для отдыха… Но он по крайней мере не притворяется, как Штефан. А я? Строю воздушные замки! — Он даже вслух засмеялся. — Здорово я его напугал! Но разве в действительности я не такой, как другие? Правда, собственность меня не интересует. Хотя бы за это люди на меня показывали: посмотрите, вон идет Рудо Главач — враг частной собственности!»

Потом он представил себе, как через несколько часов снова будет орудовать лопатой, как будет смотреть на вспотевших Бакошей — отца и сына, и в сотый раз подумал, что же им нравится в этой ничтожной муравьиной работе.

Привратник в «Рабочей гостинице» взглянул на Рудо из-под очков, пробормотал что-то невыразительное и с трудом вывел на листке бумаги фамилию Рудо:

— Так поздно возвращаться нельзя.

Рудо пожал плечами и тихо направился по темному коридору. В комнате стояло пять кроватей. Две из них пустовали. Это были кровати Рудо и Тоно. Он быстро разделся, влез под ватное одеяло. Ребята храпели и не давали ему уснуть. Рудо смотрел на потолок и думал о Тоно: что же хорошего найдет он в доме Стано? С трудом закрыл он глаза.

Ночь кончалась, а сон не приходил. В голове перестало гудеть, зато в желудке появилась какая-то тяжесть. Он встал с кровати, потихоньку подошел к раковине, повернул кран, и вода полилась в рот, как дождь из желоба в рассохшуюся бочку.

Напившись, он сел на спинку кровати и вытащил из чемоданчика все свои рисунки. Уже брезжил рассвет. Он разложил их на постели и стал рассматривать. На этот раз вместо самоуверенности на его лице появилось разочарование.

«У вас хорошая рука, точная, — вспомнил он слова Крчулы, — но в ваших рисунках все мертвое, без движения».

— Мертвое, мертвое, — прошептал он, и схватив несколько рисунков, смял их в сердцах. Только несколько картинок он снова убрал в чемоданчик, остальные бросил под кровать, лег и повернулся лицом к стене.

Обыкновенно первое разочарование в своей жизни юноша переживает как тяжелый удар. Когда молодой поэт, который всем сердцем служил музам, вдруг прозреет и поймет, что у него нет таланта, что стихи, создаваемые им в бессонные ночи, не имеют никакой ценности, ему покажется, что все рухнуло. Ужаснувшись, он, наконец, поверит, что редакторы были правы, когда возвращали ему его творения с коротким письмом, в котором сообщали, что не могут их напечатать.

Пройдет много времени, пока такой человек придет в себя. Но у Рудо все было легче. Он пожалел, что не нашел пока места в жизни. Однако еще не перестал верить в свой карандаш художника. Поэтому решил, что не сдастся после первого поражения, что воспользуется знакомством с Крчулой, чтобы у него как следует поучиться…