Утренний ветер - [13]
11
Марош чихает и ругается. Владо молчит и в мыслях возвращается к прошлому.
Вот он вспоминает Мароша сидящим около него на нарах с картами в руках. Неразговорчивый, немного медлительный, тот пускает дым и с горечью говорит:
— На глазах у меня повесили девушку-украинку, старуху запрягли в телегу. Боже мой, фашисты гнали меня пистолетами, но я стрелял только в землю. Черная была там земля, будто смешанная с сажей. Да еще на утренних молитвах должны были мы, словаки, просить бога о ниспослании победы этим извергам. Как-то раз вел я под конвоем одного штатского да и повернулся к нему спиной: беги, мол, братец. Мы понимаем друг друга, не то что немцев. Да и из-за песни можем поссориться: чья она, их или наша. Славяне же мы! Загнали меня под самые Кавказские горы, как паршивого пса, а мой отец дома, маялся с одной рукой, больной, старый, ни на что не способный. Бывало так, смотришь на звезды, — а они там больше, чем у нас, — слушаешь канонаду, а про себя думаешь: «Господи боже, помоги, чтобы русские поскорее выгнали нас отсюда»…
Марош делает небольшую паузу и, положив на нары карты, продолжает свой рассказ:
— Хватило мне виденного на фронте по горло. И зарекся я: если отпустят на побывку, то на фронт не вернусь, смоюсь. И как видишь, ушел в наши горы. Ничего, я на правильном пути…
А теперь оба они оказались на этих нескольких квадратных метрах под землей, и ничто их не разделяет, разве лишь цементная стена. Объединяет же их общая ненависть к врагу.
Но все же как различны пути, приведшие их в горы!
Марош не читал «Майн кампф», но и без этого он задушил бы Гитлера.
Владо восстанавливает в памяти одно из заседаний Словацкого союза студентов[5]. В его ушах звучат слова руководителя:
— «Майн кампф» — это современная библия. В ней столько любви. К ближнему? Нет, это было бы слишком общо. Во времена Иисуса Христа было достаточно общих фраз, сегодня нужно быть конкретным. Ближним не может быть неариец, а для нас, словаков, верных своему народу, — даже чех. «Майн кампф» — это маяк любви к собственному народу, компас в новом переустройстве мира. Фюрера вело провидение. Именно оно вручило ему судьбы немцев и остальных народов западной культуры, оно внушило ему начать крестовый поход против варваров-большевиков…
Владо не спускает глаз с золотого зуба руководителя студенческого союза и еле сдерживается, чтобы в ярости не ударить кулаком по столу. В его лице столько решимости, что голубоглазый поэт хватает его за рукав и бормочет:
— Сиди, не делай глупостей, Владо.
Пан руководитель стремится представить студентам все в розовом свете:
— Великодушие фюрера и его дружеское отношение к нашему вождю открывает для нас, словаков, двери немецких высших учебных заведений. Самые способные наши коллеги имеют возможность учиться даже в Берлине.
Аудитория гудит, как потревоженный, разгневанный улей.
«Так, пожалуй, чего доброго, закроют наш университет, а нас пошлют в школу эсэсовцев, — думает Владо, — окопы тоже надо копать умеючи. В первую очередь около Братиславы. Да уж лучше под Берлином».
— Тихо, тихо, коллеги, — стискивает зубы пан руководитель, но по мере возможности старается изобразить улыбку. — Есть ли вопросы? Нет? Что у вас?
Встает голубоглазый поэт. Он читал «Майн кампф», но не понял, как будет со словаками. Будут они господами или только рабами в империи?
Руководитель растерянно молчит и потом неуверенно говорит:
— Странный вопрос. Почему словак должен быть рабом? Им он не был уже свыше тысячи лет. Что вам взбрело в голову?
— Я спрашиваю, словак — это славянин? А если да, то по книге «Майн кампф» он должен быть рабом.
Раздается смех. Волна беспокойства прокатывается по аудитории. Аплодисменты, свист, крики.
— Пожалуйста, тихо, коллеги! Братья, тише!
Голос руководителя звучит торжественно. Слушатели несколько успокаиваются.
— Мы надеемся, — добавляет голубоглазый поэт, — что и на ближайшую тысячу лет словаки не будут рабами.
Слышится приглушенный хохот, а Владо встает и подливает масла в огонь:
— Любовь к собственному народу, соединенная с ненавистью к другим народам, — это уже известная теория, пан руководитель, если не говорить к тому же, что она еще дикая и изуверская.
— Это второстепенный вопрос. Конечно, нацизм, пересаженный на нашу родную почву, будет иметь свои особенности. Но сегодня речь идет о том, чтобы определить, где наше место. Вы утверждаете, что знаете. Тем лучше. Усиливается борьба не на жизнь, а на смерть, борьба между Востоком и Западом, между интеллектуализмом и большевизмом, между Европой и Азией. Сегодня нет нейтральных.
Пана руководителя теперь слушает лишь небольшая группка людей, остальные студенты с шумом покидают аудиторию.
Часть их направляется вслед за Владо в кафе. Они садятся за мраморные столики, заказывают черный кофе. Ела сидит у окна.
Владо взволнованно закуривает сигарету. Прислушиваясь к спору, он подыскивает слова. Они должны быть точными, меткими, бить прямо в цель. Двое коллег спорят, третий кивает головой.
— Что касается Востока и Запада, — утверждает один, — то руководитель был все же прав, мне ближе англичанин, чем русский, даже немец, если он не нацист. Конечно, мы славяне, но в первую очередь мы академически образованные люди… Что? Только будем? Ну, хорошо. Нам известно, что высшая форма свободы — на Западе…
В романе словацкого писателя рассказывается о событиях, связанных со Словацким национальным восстанием, о боевом содружестве советских воинов и словацких повстанцев. Герои романа — простые словаки, вступившие на путь борьбы за освобождение родной земли от гитлеровских оккупантов.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.