Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [50]

Итак, ключевой посыл Упанишад – в том, что человеческое Я само по себе божественно, абсолютно неотделимо от предельной реальности[451]. Монотеисты порой отмахиваются от этой мысли как от «обычного пантеизма»; но ведь то же чувство единства со всем сущим переживали и их собственные мистики. Немецкий мистик Майстер Экхарт (ок. 1260–1327) писал: «Есть в душе нечто, столь близкое Богу, что оно не нуждается в единении с Ним – оно уже с Ним едино». Если полностью реализовать это состояние, продолжал он, христианин «станет существом нетварным, непохожим ни на одно другое творение»[452]. Яджнавалкья тоже верил, что практики Упанишад способны превратить человека в бога. Он может стать той священной реальностью, которую ищет.

Старые ведические ритуалы стремились выстроить «я», которое сможет выжить в небесном мире, при помощи часто повторяемых ритуальных действий (карма): результат здесь достигался, так сказать, накоплением безупречно исполненных жертвоприношений. Однако Яджнавалкья верил, что наше Я – продукт всех наших действий, не только ритуальной кармы: сюда включалась и наша интеллектуальная деятельность, и желания, и порывы, и чувства влечения или ненависти. Человек, чьи желания прикованы к этому миру, после смерти и краткого пребывания на небесах вновь переродится на земле. Но тот, кто систематически ищет лишь свое бессмертное «я», свой атман, уже един с Брахманом – «Брахман он есть, и к Брахману идет» – и никогда больше не вернется в этот мир боли, скорби и смертности[453]. Так впервые мы слышим учение о карме применительно не к ритуальным действиям, а к физической и душевной жизни человека. В дальнейшем это учение станет для индийской духовности ключевым. Необходимо истребить из души все низменные желания, а достичь этого можно, лишь полностью изменив свою повседневную жизнь под пожизненным руководством гуру.

В Индии изучение писания всегда требовало присутствия учителя, способного преподать ученикам совершенно иной образ жизни, на котором они смогут «оторваться» от обычного чувственного восприятия и достичь нового, очищенного уровня сознания. Гуру не мог научить своего ученика тому, что есть атман: он лишь показывал путь к этому знанию, как своего рода повитуха, помогающая рождению нового человека[454]. Чтобы этого достичь, ученик должен был покинуть дом и поселиться вместе с учителем, собирать хворост для священного огня и поддерживать огонь, жить целомудренно и никому не причинять зла. Более того, знание достигалось не столько размышлениями, сколько физическими действиями: пением мантр, выполнением повседневной работы, участием в аскетических упражнениях под руководством гуру. Поскольку гуру «знал» свой атман, он был живым воплощением Брахмана, и, подражая его образу жизни – его целомудрию, его ахимсе («ненасилию»), его доброжелательности и уважению ко всем живым существам (в которых тоже воплощается Брахман) – ученик со временем осознавал, что Брахман в самом деле неотделим от его сокровеннейшего «я»[455].

Итак, учение Упанишад имеет смысл только в контексте его интенсивной передачи. Начиная с первых Упанишад, священные тексты в Индии часто принимали форму сутр – коротких чеканных афоризмов, предназначенных для передачи из уст в уста от гуру к ученику, а для постороннего непонятных[456]. Часто поучения принимали форму вопросов и ответов, призванных разрушить все рациональные и логические препятствия в сознании ученика и привести его к просветлению. Но все это было «не для всех». От ученика требовалась безмятежность духа и подготовка в виде долгого и трудного «предварительного этапа» – ежедневного выполнения тяжелой, грязной, рабской работы. То, что такое множество молодых мужчин (а в период ранних Упанишад иногда и женщин) готовы были пройти через это тяжкое испытание, свидетельствует о глубоко укорененной жажде преображения – неодолимой тяге к обожению – лежащей в основе религиозного поиска.

Вместе гуру и его ученик культивировали психологическое состояние, которое естественно для человеческой природы, однако его чрезвычайно трудно достичь. Появление Упанишад в Индии совпало с развитием телесных и психологических практик йоги, дававшей практикующим возможность извлечь свое «я» из мышления и таким образом осознать себя Брахманом. Атман часто переводят как «душа», однако он мыслился физическим образом, и ключевую роль в процессе преображения играло тело. Упанишады видели человеческое тело как «город Брахмана»[457], так что умение правильно дышать и правильно сидеть было для них не менее важно, чем медитации. Для инициации учеников гуру использовали различные методы. Яджнавалкья предлагал ученикам размышлять о своих снах – это настраивало их ум на внимание к бессознательному. В состоянии сна мы часто чувствуем себя свободнее и соприкасаемся с более глубинным «я», но нередко нам являются и кошмары, указывающие на боль и страх, которые мы в дневной жизни подавляем. Однако в глубоком сне, объясняет Яджнавалкья, мы достигаем единства сознания – предвестника окончательного освобождения, в котором адепт станет «спокоен, собран, терпелив и бесстрастен», поскольку осознает себя единым с Брахманом и «свободным от зла, свободным от порока, свободным от сомнений»