Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [44]

В первые годы IV в. до н. э. персидский царь направил в Иерусалим Эзру, священника и писца, с поручением ввести тору Моисееву в качестве официального закона страны[394]. Персы изучали и пересматривали традиционные законодательства своих подданных, стремясь убедиться, что ничто в них не противоречит интересам безопасности империи, и Эзра, по-видимому, сумел выработать удовлетворительный modus vivendi между законом Моисеевым и персидской юриспруденцией. Как и Неемия до него, он был поражен нравственным упадком Иудеи – и, к ужасу жителей Иерусалима, разодрал на себе одежды и сидел на мостовой, словно в глубоком горе, пока не настало время вечернего жертвоприношения. Затем, в день Нового года, он объявил всеобщее собрание. Явиться должны были все – мужчины, женщины, дети, старики – под страхом конфискации имущества и изгнания из общины.

Когда собрались все жители Иерусалима, Эзра поднялся на специально сколоченные деревянные подмостки, чтобы возвышаться над народом, и громко прочитал вслух новый закон. Что это был за текст, мы не знаем, однако, судя по библейскому рассказу, Эзра придал одному старому глаголу совершенно новое значение: он «расположил сердце свое исследовать [ли-дрош] тору Яхве, соблюдать ее и учить Израиль ее законам и обычаям»[395]. Ли-дрош – изначально термин, использовавшийся при гадании: священники «советовались» с Яхве, бросая жребии[396]. Но теперь Эзра решил «исследовать» тору, то есть заняться поисками в ней чего-то не самоочевидного. От «ли-дрош» произошло нынешнее «мидраш» («экзегеза») – дисциплина, которая, как мы увидим далее, навсегда сохранит в себе ощущение напряженного поиска с целью найти в уже известном нечто новое. Нам дважды сообщают, что «рука Яхве покоилась на Эзре» – фраза, указывающая на вдохновение от Бога[397]. Так что, когда Эзра стоял на подмостках и читал народу тору – он не просто повторял традиционное, всем знакомое учение. Скорее, он вместе с народом «исследовал» писания, дабы найти в них совершенно новое послание, обращенное к их нынешнему положению и обстоятельствам. Более того, Эзра был не просто экзегетом: его мидраш – комментарий на писание – сам был вдохновлен Богом.

Эзра не просто «читал из Закона Божьего», но и сразу его комментировал – «и присоединял толкование, и народ понимал прочитанное»[398]. Одновременно священники-левиты, учителя Израилевы, ходили в толпе и «поясняли народу закон, между тем как народ стоял на своем месте»[399]. Задача экзегета – не в том, чтобы вернуться к тому, чему учили в прошлом, но чтобы найти в этих древних писаниях новые учения. Люди, очевидно, никогда не слышали эту тору прежде и были потрясены: «Весь народ плакал, слушая слова закона», – быть может, пораженный новизной и трудностью представшей им задачи. «Не печальтесь!» – увещевал их Эзра; приближался праздник Суккот, когда следует пить сладкое вино, веселиться и щедро делиться угощением с неимущими[400].

На следующий день главы родов, священники и левиты собрались пред Эзрой, чтобы снова послушать мидраш. На этот раз они узнали, что Яхве предписал Моисею и всем израильтянам в седьмой месяц года жить в палатках из листьев (кущах – суккот), в память о годах, проведенных их предками в пустыне. Это было нечто совершенно новое: «От дней Иисуса, сына Навина, до этого дня не делали так сыны Израилевы»[401]. В прошлом Суккот, по-видимому, отмечали в храме и совершенно по-другому. Но люди обрадовались. Они поспешили наружу: «И пошел народ, и принесли, и сделали себе кущи, каждый на своей кровле и на дворах своих, и на дворах дома Божия… радость была весьма великая»[402]. И снова ритуал преобразил историческую память в миф, освободив ее от прошлого, превратив в живую – а в этом случае еще и веселую – реальность настоящего. Этот новый обряд помог гола отождествить себя со своими предками, также совершившими болезненный переход к непонятному и пугающему будущему. Кроме того, он создал ритуализированный контекст для мидраша Эзры, который тот проповедовал с утра до ночи еще семь дней. Из самого повествования понятно, что без сопровождения ритуала, объединившего общину, одно лишь писание могло испугать людей и даже вызвать у них отчуждение.

В период после изгнания несколько старых культурообразующих текстов были переписаны так, чтобы отвечать современной ситуации[403]. Так были изменены послания Иеремии: теперь в них отражались разрушение Иерусалима и последующее изгнание. Две исторические хроники, составленные авторами-священниками, теперь украсились цитатами из Книг Бытия и Царств, придавшими им новое значение. В Септуагинте, греческом переводе Еврейской Библии, эти книги получили название «Паралипоменон» («опущенное»): авторы читали между строк старых текстов и добавляли новые размышления, делавшие эти тексты и сложнее, и привлекательнее. Эзру стоит помнить не только как экзегета, но и как создателя писания. Рассказывали, что в 586 г. до н. э., когда вавилоняне сожгли храм дотла, были уничтожены и все священные тексты Израиля. Но с помощью божественного вдохновения Эзра их восстановил: сорок дней он диктовал переписчикам – и надиктовал им девяносто четыре книги. Однако еще семьдесят важных текстов он скрыл, дабы когда-нибудь в будущем открыть их лишь мудрейшим из израильтян