Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [197]

Наконец, Коран дал мусульманам «задание» от Бога создать справедливое и милосердное общество, в котором богатство будут распределять справедливо, а с бедными и уязвимыми обойдутся по совести. Таким образом, для искусства писания чрезвычайно важно то, что средневековые монахи называли intentio: сосредоточенность или «интенсивность» ума, побуждающая читателя изменять мир при помощи практических альтруистических действий. По знаменитому замечанию Августина: «Любовью я называю движение ума к [цели] плодотворно наслаждаться Богом ради него и себя, а ближним – ради Бога»[1695]. Быть может, самым запоминающимся образом выразил этот идеал Чжан Цзай в «Западной надписи»: «Покажи любовь к сироте и к слабому… Даже те, кто устал и немощен, болен или искалечен, те, у кого нет братьев, детей, жен и мужей – все страдающие мои братья».

В последние годы «принцип любви» определенно выветрился: это проявляется не только в салафитском терроризме, но и в таких движениях, как христианский премиллениаризм, который, эксплуатируя нездоровое Schadenfreude [злорадство] Книги Откровения, с нетерпением ожидает конца света, после которого вновь рожденные христиане будут наслаждаться мучениями своих врагов с безопасных зрительских мест на небесах. Попытки раннего Нового времени вернуться «к источникам» (ad fontes) веры поставили под подозрение творческое начало, характерное для традиционного искусства писания, и вдохновили извращенный библейский буквализм. Например, Движение Реконструкции, основанное в 1980-х годах техасским бизнесменом Гэри Нортом, поставило своей целью исполнять абсолютно все библейские законы: вновь ввести рабство, казнить гомосексуалов и побивать камнями непослушных детей[1696]. То же рабское возвращение в прошлое очевидно и в идеологии саудовских ваххабитов: они не только восстановили исламские наказания VII века, но и преследуют шиитов и суфиев, поскольку эти течения возникли уже после смерти Пророка[1697]. Неудивительно, что подобные практики создают дурную славу и религии, и писанию.

Но не меньше тревожит и уход веры в частную жизнь, полностью противоречащий динамическому intentio жанра писания. Секуляризация – отделение религии от политики – возможно, сослужила религии добрую службу, «отвязав» ее от неизбежной для государства несправедливости, однако вовсе не повлекла за собой пророческую критику общества. Сведение религии к «личному поиску», по-видимому, субъективизировало ее и даже опошлило. Искусство писания было призвано помочь людям достичь радикального духовного преображения. Люди стремились достичь мудрости, обожения или стать буддами; теперь же мы всего-навсего сидим на диетах, выбираем себе стиль одежды, ходим по магазинам. В обществе потребления, как заметил один социолог: «Мы творим себя через вещи. И, меняя свои вещи, меняем себя»[1698]. Вместо того, чтобы очищать душу от эгоцентризма, йога превратилась в набор упражнений типа аэробики, в способ сбросить напряжение или развить физическую гибкость. Осознанность, призванная научить буддистов понятию анатта («не-я») – тому, что столь дорогое нам «я» иллюзорно, что его не существует – теперь используется, чтобы помочь людям сосредоточиться на себе и чувствовать себя более комфортно. Старинная идея кенозиса, похоже, совсем забыта. Глубинные интервью, проведенные в 2002–2003 годах, показали, что господствующей верой подростков и многих их родителей в США является нечто, что социологи называют «моралистическим психотерапевтическим деизмом». Цель религии – помочь человеку «хорошо себя чувствовать, быть в мире с собой и жить счастливо», а задача Бога – «решать наши проблемы и помогать людям чувствовать себя хорошо». Бог здесь – своего рода «космический психотерапевт»: всегда на проводе, решает все наши проблемы, помогает людям примиряться с собой и находить счастье[1699]. Сурового евангельского Христа заменил Иисус – «мой личный спаситель», нечто вроде личного тренера, сосредоточенного на моем индивидуальном благополучии.

Как показал британский психиатр Иэн Макгилкрист в своей важнейшей книге «Господин и его посланник: разделенный мозг и создание Западного мира» (2009), современный Запад столь рьяно культивирует рациональную активность левого мозгового полушария, что важнейшие прозрения правого полушария оказываются маргинализированы[1700]. Следовательно, трансцендентное – ключевое понятие в искусстве писания – мы больше не ищем в традиционных кенотических дисциплинах; оно свелось к мелочному и блеклому «самосовершенствованию» или к тому типу истерического благочестия, что проявился в Первом Великом Пробуждении, с нездоровой сосредоточенностью на своем «я». Ключевым в традиционном подходе к писанию было требование сострадания и альтруизма, чувств, базирующихся в правом мозговом полушарии. И сейчас, в современном мире, эти качества нужны нам как никогда.

В основе многих наших проблем, как национальных, так и международных, лежит неравенство, которого современное общество, несмотря на все наши благие намерения, не в силах преодолеть. Это стало очевидно в кошмарном зрелище: тысячи мигрантов плывут на утлых суденышках из Африки или с Ближнего Востока и буквально гибнут за возможность попасть в Европу. В июне 2017 года в Лондоне семьдесят два человека, многие из них мусульмане, сгорели заживо в Гренфелл-Тауэр, муниципальном многоквартирном доме, поскольку Совет Кенсингтона и Челси, богатейшего района города, отделал этот дом дешевой, но легковоспламеняемой облицовкой и не снабдил адекватными средствами противопожарной безопасности. В США, богатейшей стране мира, все больше людей не могут позволить себе достойную медицину. В аграрном обществе, как мы уже видели, аристократия зачастую считает крестьян низшим родом людей; однако аристократы хотя бы видят, как крестьяне гнут спины у них на полях. Мы на современном Западе, как правило, никогда не видим рабочих, производящих те товары, которые нас призывают покупать – и не задумываемся о том, что они рабски трудятся в условиях, не отвечающих никаким стандартам, за мизерную плату, в далеких бедных странах