Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [188]
Контекстуальную экзегезу Рахмана можно проиллюстрировать рассуждением о кораническом откровении, допускающем многоженство:
Отдавай сиротам наследство их, не заменяй их хорошие вещи дурными, не расточай их имущество наравне с собственным – это великий грех. Если боишься, что не сможешь честно обойтись с осиротевшими девочками, можешь жениться на любых [других] женщинах, какие тебе приглянутся, двух, трех или четырех. Если боишься, что не сможешь обращаться с ними на равных, возьми себе только одну жену или же рабынь; тогда тебе будет легче избежать несправедливости[1619].
Как видим, Коран здесь не идет на поводу у мужской похоти. Арабское общество VII века, объясняет Рахман, характеризовалось тяжелейшим социальным неравенством, но Коран обращался к новой проблеме[1620]. Войны между Меккой и Мединой привели к тому, что в мусульманской общине резко увеличилось число девочек-сирот, опекуны которых беззастенчиво присваивали себе их имущество[1621]. Многоженство в Аравии VII века было неискоренимо; на самом деле, позволяя мужчине иметь лишь четырех жен, Коран ограничивал существующую практику. Однако, отмечает Рахман, юристы не замечали, что это не просто законодательное постановление: оно несет в себе и серьезный этический вызов, «моральный идеал, к которому должно двигаться общество»[1622]. Сущность этого закона, продолжает он, в требовании равенства. Он не только порывает с традицией, настаивая на соблюдении прав осиротевших девушек, которые в доисламской Аравии защитой закона не пользовались; он еще и требует от мужа преодолеть свои эмоциональные и сексуальные склонности и не допускать в семейной жизни никакого фаворитизма – требование, отмечает Рахман, «непосильное для человеческой природы»[1623]. В некоторых современных странах с большинством мусульманского населения многоженство запрещено – по религиозным основаниям.
Другие ученые показывают, что на протяжении столетий неадекватная экзегеза побуждала мусульман вести политику, противоречащую базовым исламским заповедям. Опора на «слабые» хадисы, писал Гамаль аль-Банна (ум. 2013), отодвинула Коран на второе место. Например, крайне сомнительное решение объявить вероотступничество преступлением, заслуживающим смертной казни, не имеет оснований в Коране. Напротив, Коран самым недвусмысленным образом и в самых сильных выражениях утверждает, что ни один человек, даже пророк, не имеет права вводить религиозные верования силой: «Не может быть принуждения в вопросах веры»[1624]. Английский перевод, пожалуй, звучит здесь довольно плоско, но арабское выражение эмфатично (ла икра фи-ль-дин) и по своей убедительной силе напоминает Шахаду, провозглашение мусульманской веры: «Ля Иляха илля Ллах!» («Нет бога, кроме Аллаха!») Коран предполагает, что вероотступничество может быть наказано после смерти, однако не требует за него никаких земных наказаний[1625]. Юридическая основа для смертной казни здесь – лишь один изолированный, «слабый» хадис, переданный Икрима ибн-Аббасом, из собрания Мухаммада ибн Исмаила аль-Бухари: «Всякий, кто изменяет своей религии, повинен смерти»[1626]. Аль-Банна отмечает, что Муслим ибн аль-Хаджжадж не включил этот хадис в свою антологию, поскольку считал Икрима ибн-Аббаса ненадежным рассказчиком.
Аль-Банна полагал, что отход от Корана начался с введения экзегетической практики насх («отмена»), предполагающей, что некоторые стихи корректируются или отменяются другими, более поздними откровениями. В результате различные ученые в разные времена «отменили» от ста до пятисот стихов. Но слишком часто «отмена» отражала чисто земные интересы истолкователя или его социального и политического слоя[1627]. Абдулазиз Сахедина, профессор религиозных исследований в Университете Вирджинии, показывает, что практика отмены использовалась для уничтожения религиозного плюрализма Корана[1628]. Сам Коран нигде не утверждает, что «отменил» более ранние писания. Напротив, он настаивает, что религиозный плюрализм отражает волю Божью, и что вместо бесплодных богословских споров мусульмане и немусульмане должны состязаться друг с другом в попытках творить добро[1629]. Коран 2:62 категорически утверждает, что принятие ислама не является обязательным условием спасения:
Верующие [мусульмане], иудеи, христиане и сабиане – все те, кто верит в Бога, в Последний День и творит добро – получат у Господа награду свою. Не бойтесь за них, ибо они не будут в печали[1630].
Однако те, кто проповедовал идею, что ислам превзошел более старые религии, цитировали хадис, основанный на Коран 3:85: «Если же кто ищет религию иную, чем ислам, не будет сие принято от него, и в будущей жизни он не будет среди победителей». Хадис утверждает, что этот стих был открыт после Коран 2:62 – и, следовательно, он отменяет, обнуляет более раннее обетование Бога. Таким образом, для верующих более древних религиозных традиций спасения быть не может. Как мы уже видели, в то время, когда был открыт этот якобы «отменяющий» стих, слово «ислам» еще не было официальным наименованием коранической религии; в своем оригинальном контексте этот стих просто гласит, что достичь спасения может всякий, верующий любой религиозной традиции, если он полностью «покоряет» свою жизнь Богу. Этот великодушный плюрализм сохранился у суфиев; однако противоположный взгляд также пустил в мусульманском менталитете глубокие корни и сейчас раздирает на части исламский мир.
